Андрес Иньеста - Я это заслужил

Его родители все еще стояли у входа в «Ла Масию» и разговаривали с сеньором Фарресом, пока он ходил по лестницам здания вниз-вверх. «Хосе показывал мне дом так, словно он имел для меня какое-то значение», – говорит он теперь, вспоминая те первые минуты в своем новом странном доме.

«Ну давай, Андрес, успокойся» – так утешал нового рекрута Хосе Бермудес, по его собственным словам. Внушительных размеров голкипер возвышался над маленьким мальчиком, словно гигантская башня. «Он был крохотный, бледный и очень грустный. У меня было такое чувство, будто он думал про себя: где это мои родители решили меня оставить? Я до сих пор очень отчетливо помню этот момент. Я не удивлен, что он не помнит моей фамилии.

Он был очень хилый, совсем тонкий. Ростом по пояс мне? Думаю, что где-то так, да, но Хорхе [Тройтейро] был еще меньше Андреса. Мы все втроем стояли в холле. Мне было семнадцать лет, а им обоим по 12. Даже нам самим было несладко там, представьте, каково было Андресу. Ты переживаешь столько моментов одиночества там. Андрес был очень застенчивым; Хорхе был гораздо большим экстравертом, более разговорчивым, он всегда сам вел разговор. Андрес мне понравился с самого начала. Он был таким вежливым и учтивым, очень деликатным и чувствительным».

«Мы отпустили его в «Ла Масию», а сами вернулись переночевать в отель, – вспоминает отец Андреса Хосе Антонио. – Он был так близко, но в то же время так далеко – может, метрах в 200, в 300 максимум. Одна барселонская улица – улица Материнства – отделяла Андреса от отца, мамы Мари и дедушки по маминой линии. После того как Хосе Антонио в последний раз взошел по лестницам «Ла Масии» наверх, отведя своего маленького сынишку к двухъярусной кровати, которую тому предстояло делить с Хорхе Тройтейро, и вернулся в отель, семье Иньеста-Лухан тоже предстояло пережить беспокойную и тревожную ночь, полную сомнений и страхов.

Теперь, когда врата «Ла Масии» затворились, они втроем вернулись в свои номера в отеле Rallye, и каждый пошел своей дорогой, не обменявшись и словом. Сказать было нечего. Но Хосе Антонио долго в своем номере просидеть не смог – таким сильным было давление, которое он ощущал. Он зашел в лифт и спустился в кафетерий, где обнаружил дедушку Андреса, тоже мучавшегося от бессонницы в ту ночь.

«Я думал, я умру, кислорода в номере не хватало. Было ужасно. У меня была паническая атака, – говорит отец Андреса, вспоминая вулкан эмоций, обуявший его в ту ночь. – Я начал паковать вещи, чтобы возвратиться в деревню, но не мог этого сделать без своего маленького мальчика. Если бы не его мать, я бы забрал его домой. Его мать принесла самую большую жертву. Мари всегда говорила мне: «Если он уедет и добьется там успеха, мне придется жить без него шесть-семь лет». Мари теряла его. Хосе Антонио терял его. Марибель, его сестра, теряла его. Андрес терял их всех.

«Знаешь что? Я вернусь в «Ла Масию» и заберу нашего малыша! Я не могу больше терпеть это», – сказал своему тестю Хосе Антонио, убежденный, что он нашел идеального союзника и партнера в нелегком деле переубеждения Мари, чья воля казалась совершенно несгибаемой. Дедушка Андреса протянул руку помощи Хосе Антонио, а Мари пока даже не знала о готовящемся плане. Вскоре, однако, она о нем узнает.

«Мари, я забираю его обратно. Я прямо сейчас еду в «Ла Масию», я заберу его оттуда! И мы вернемся домой». Надорванный голос Хосе Антонио резонировал в фойе отеля, расположившегося всего в 50 метрах от колоссального стадиона «Камп Ноу». Но Мари, стойкая и сильная мать, помешала его замыслу. Ей удалось сделать это с применением всего нескольких слов – что так типично для семьи Лухан, – но в такой манере, что всем стало ясно: никто, даже ее собственный муж, не заставит ее передумать.

«Если ты заберешь его, ты поступишь как эгоист, – сказала Мари своему обезумевшему супругу. – Ты думаешь не о нем, Хосе Антонио. А тебе следовало бы подумать и о нем тоже. Хотя бы дай ему возможность попытаться. Мы приехали сюда, в такую даль, не для того, чтобы не дать ему даже шанса попытаться».

Когда Мари чувствовала себя самой слабой, она старалась придать себе сил и стать сильнее; по крайней мере, сильнее, чем отец Андреса. Они совершили эту поездку; они должны были воспротивиться хотя бы этому первому искушению повернуть обратно. У всех четверых членов семьи, оказавшихся в одном из маленьких уголков Барселоны, у подножия этого гигантского храма футбола, не оставалось выбора – им предстояло страдать.