Джеймс Уистлер - Изящное искусство создавать себе врагов

Ему повезло с великолепным печатником – Делатром, с которым он дружил потом всю жизнь. Через него состоялось и знакомство с офортистом Бракмоном.

Уистлер сделал в 1858 году свою первую так называемую «Французскую сюиту офортов», точнее, «12 офортов с натуры», в которую входят как парижские типы, вроде «Фюметты», так и зарисовки путешествия с художником Делануа в Страсбург, по Северной Франции, Люксембургу и Рейну, откуда им пришлось за недостатком денег возвращаться пешком, оставив в залог хозяину гостиницы офортные доски. Уже эти ранние офорты показывают, что в Париже Уистлер отнюдь не бездельничал, как это традиционно считается чуть ли не до сих пор. «Улица в Саверне», «Торговка горчицей» или «Кухня» – произведения большого и своеобразного мастера, хотя Уистлер здесь еще и отталкивается от французских офортистов середины века – Мериона, Жака [2] Например, можно сравнить «Recureuse» Жака и «Торговку горчицей» Уист лера или «Ma petite flle» Жака и «Сидящую Анни» Уистлера. и других.

В сентябре 1859 года Уистлер перебрался в Лондон. Он поселился у своей старшей сводной сестры Деборы, в семье ее звали по-русски – Даша. Она была замужем за преуспевающим врачом и любителем-офортистом Симором Хейденом. Но мастерскую Уистлер нанял в бедном квартале Ист-Энда, близ верфей Уоппинга на набережной Темзы, такой оживленной днем и такой удивительно красивой ночью. Уист лер увлекся офортами, которые травил и печатал ночи напролет у своего доброго приятеля Сарджента Томаса, владельца лавочки гравюр и офортного пресса. Хейден еще в первой половине 1840-х годов сделал полдюжины офортов, но приезд зятя подогрел его, и он снова начал травить, быстро переключившись исключительно на пейзаж, в котором он в конце концов заслужил себе почтенное имя. Но с Уистлером ему никак не удавалось наладить хорошие отношения, даже пригласив к себе погостить его друзей – Легро и Фантена. Чопорная буржуазная обстановка дома их пугала. Они продолжали чувствовать Хейдена чужаком, хотя он и кормил их до отвала и, стараясь помочь, купил одну из пяти копий «Брака в Кане» Веронезе, сделанную Фантеном, «Темзу во льду» Уистлера и картину Легро, изображавшую интерьер церкви. Но не удержался и сам переписал перспективу плит пола, которая ему казалась неверной. Легро рассердился и, по наущению Уистлера, в отсутствии Хейдена стер его запись. Хейден был вынужден проглотить обиду. В своей гостиной Хейден повесил «У рояля» – картину Уистлера, изображавшую Дашу с дочерью. Он написал ее еще в Париже в 1858 году по памяти, согласно рецептам Лекока. Уже здесь появляется излюбленное Уистлером изысканное сопоставление черного, серого и белого с отдельными сдержанными красными пятнами – ковра и скатерти. Салон 1859 года картину отверг, но она была выставлена вместе с картинами Фантена и Легро в мастерской Бонвена и очень понравилась Курбе. Хейден считал, что на Лондонскую Академическую выставку ее тоже не возьмут. Но, к удивлению, ее приняли, она встретила даже похвалы, и ее купил за 30 фунтов академик Дж. Филипп.

На первых порах Лондон отнесся к Уистлеру вполне милостиво. Но это скоро кончилось. Художественный рынок Лондона был, по существу, взят на откуп преуспевающими дельцами-художниками из Академии – типа Фрита, которого Уистлер ненавидел от всего сердца. Творения Фрита полностью отвечали вкусам английской буржуазии. Подход к живописи у него был чисто коммерческий. Фрит особенно ценил занимательный, оптимистический сюжет – вроде, например, «Дня дерби» – большого полотна, переполненного колясками, румяными леди в шелках, джентльменами в крахмальном белье, нарядными детками, слугами, чистенькими лохмотьями неунывающих нищих, всякими сантиментами и забавными происшествиями. Все это, до тонкости выписанное в поте лица, – вот что нравилось и за что, не скупясь, платила самая богатая в мире английская буржуазия. На одной такой академической выставке Уистлер остановился перед картиной Фрита, вскинул монокль и воскликнул: «Удивительно! На этой картине целый рассказ! Смотрите, у девочки – киска, а у другой девочки – собачка, а эта девочка сломала игрушку, настоящие слезки текут по ее щечкам. Потрясающе!» – уронил монокль и удалился, нарушив общее благодушие. Острот ему не прощали. Но Уистлер не сразу почувствовал опасность изоляции.

Фантен скоро вернулся в Париж, а Легро натурализовался в Англии и прожил там до самой смерти, руководя одной из самых популярных художественных школ. Письма Уистлера этих лет к Фантену полны самой дружеской теплоты и стремлением поделиться своими художественными интересами, там же впервые встречается имя Джо, любимой натурщицы Уистлера, красивой рыжеволосой ирландки, которую он писал десятки раз. Интересно сопоставить ее одухотворенный, сдержанный и тонкий образ в «Девушке в белом», названной позднее «Симфонией в белом № 1», или в «Мален ькой девочке в белом» («Симфония в белом № 2») с ее же портретом «Прекрасной ирландки» кисти Курбе, написанным в те же 1860-е годы, когда Уистлер с Джо наезжали во Францию и жили то в Париже, то в Бретани.