Джеймс Уистлер - Изящное искусство создавать себе врагов

Надо было как-то начать зарабатывать. Он поступил в Геодезическое управление в Вашингтоне, где принимал участие в составлении топографических карт и их гравировании. За два месяца он научился там основам офортного травления, но на полях досок, где травились карты, у него появились фигурки и пейзажи вполне постороннего характера. Снова пришлось уйти.

На этот раз Уистлер был тверд: он категорически отказался поступать на промышленное паровозостроительное предприятие, где работал клерком его брат, и заявил, что поедет учиться в Париж. Для высокоинтеллектуальной среды американской передовой интеллигенции 1850-х годов XIX века – эпохи, пожалуй, наибольшего ее расцвета – характерно, что это не показалось блажью его родным.

Семья наскребла денег и отправила его туда, положив ему скромную, но верную помощь в 350 долларов в год. Уистлер был счастлив. Его идеалом была тогда «Богема» Мюрже, томик которой он постоянно таскал в кармане.

Неунывающий, веселый, беспечный, полный неистощимых выдумок и проделок, молодой демократически настроенный американец Уистлер очень мало походил на респектабельных юных членов небольшой английской колонии художников, учившихся тогда в Париже. В их лице Уистлер здесь сразу же столкнулся с квинтэссенцией викторианской Англии. Положительные и добропорядочные, плоть от плоти английской буржуазии, будущий академик Пойнтер, будущий музейный деятель Армстронг, Принсеп, рисовальщик Дюморье презрительно сторонились «безрубашечников» – талантливой, но нищей французской братии.

Напротив, Уистлер с наслаждением сразу с головой окунулся в парижскую художественную жизнь. Он не пошел в чопорную Академию, а поступил в студию Глейра, гораздо более свободную, где учились позднее Ренуар и Моне. В сущности, пожалуй, все, что Уистлер запомнил от Глейра, это то, что в основе любых тональных решений должен лежать черный цвет. Существеннее, что мастерская Глейра была средоточием вольномыслия и бунтарства. Естественно, что Уистлер наслаждался этой атмосферой. Но учился он больше в залах Лувра и у самой жизни.

Дюморье – самый способный из остальных англичан [1] Впрочем, Дюморье был сыном француза и некой Елены Кларк, дочери знаменитой любовницы герцога Йоркского; он еще в юности наполовину потерял зрение и вынужден был бросить живопись. , ставший потом присяжным карикатуристом консервативного Punch, – позднее оставил нам в известном романе «Трильби» красочное, злое и чуть завистливое описание похождений непутевого товарища своей юности. Правда, наиболее клеветнические и оскорбительные выпады против Уистлера ему пришлось убрать по требованию последнего – они сохранились лишь в первом журнальном издании.

А было что вспомнить: от веселых пирушек с участием любимой натурщицы «Тигрицы» Фюметты, декламировавшей Мюссе, но в припадке ревности изорвавшей все рисунки Уистлера, до голодных и холодных дней в пустой мансарде, когда ломбард отказывался принять в заклад старый тюфяк – последнюю надежду на добывание денег. Легенды о приключениях Уистлера долго ходили среди населения Монмартра. Общительный и живой, он учился на улицах и бульварах, блуждая по Лувру или рисуя уродливую старуху-цветочницу, к негодованию своих соплеменников. Он общался больше с талантливой французской молодежью, инстинктивно чувствуя, за кем будущее. В Лувре он познакомился и подружился с двумя бедняками-художниками – Фантен-Латуром и Легро, учениками знаменитого тогда педагога Лекока де Буабодрана. У Лекока же учились Дега, Мане и Моне. Через них он и мог усвоить своеобразную систему Лекока, основанную на точном запоминании целого и отбрасывании деталей. Лекок требовал точного рисунка и изображения – по памяти. Это очень пригодилось позднее Уистлеру при писании «ноктюрнов». От Легро он узнал и о замечательном поэте и критике Бодлере, а о Верлене и, позднее, о Рембо – от их приятеля Фантен-Латура. Именно Бодлер, всегда необычайно чуткий к молодым талантам, первый отметил своеобразие искусства Уистлера. Как мы увидим, тесная связь Уистлера с французской поэзией продолжалась всю жизнь. Еще важнее было знакомство с Курбе, перед которым благоговел тогда Фантен. Для раннего периода Уистлера характерно некоторое влияние Курбе. Последние месяцы, проведенные Уистлером в Париже, он занимался у Бонвена – не слишком крупного художника, но милого человека. Неофициальным руководителем в его мастерской был Курбе, он постоянно заходил туда, критиковал. По существу, основное учение Уистлера происходило именно здесь. Правда, он так и не выучился хорошо рисовать конечности – бился над этим всю жизнь. Даже писал позднее Фантену, что жалеет, что не учился у Энгра. Но все-таки Уистлер попал в Париж в самое решающее время становления новой европейской реалистической живописи. Писать надо было просто окружающую жизнь, что он и делал. Из ранних вещей Уистлера влияние метода Курбе – «великого человека», по выражению Уистлера, – яснее всего сказывается в пастозно написанном остром портрете желчной старухи Жерар. Она же в рост – в раннем офорте, которым стал увлекаться Уистлер.