Майкл Хорост - Всемирный разум

Весна сменилась летом, и семестр подошел к концу. Администрация Галладета уведомила меня, что пора освободить место в общежитии. Однажды после завтрака Виктория сказала мне: «Я думаю, тебе стоит насовсем перебраться в округ Колумбия».

Я был готов навсегда покинуть Сан-Франциско, однако это означало бы переход от одной степени близости к другой. Близость, которую я ощущал во время семинара, была искренней и глубокой, но кратковременной. Мои отношения с Викторией, кажется, перерастали в близость на всю оставшуюся жизнь.

Это было то, о чем я всегда мечтал. Хотя и понимал, что мне будет недоставать этих семинаров. Я должен был научиться быть частью группы, а затем – членом команды. Я должен был научиться флиртовать и быть готовым к тому, что могут поощрить, а могут и отвергнуть. Я должен был научиться понимать свои чувства и выражать их словами.

Я подумывал и о том, не продолжить ли мне посещать эти семинары, но догадывался, как бы Виктория отреагировала на это. Было заманчиво считать участие в семинаре чем-то вроде юношеского эксперимента, предшествующего обретению зрелой ответственности. Однако это было бы не совсем верно. Став мужчиной, я отбросил детские штучки. Тот семинар не был данью инфантильности. Он стал школой, в которой учились терпению и сочувствию. Как научный писатель я сталкиваюсь с технологиями будущего каждый божий день, однако именно тот семинар дал мне ощущение перехода из XX века в XXI. Те, кого я там встретил, помогли мне понять, что значит жить в зрелой цивилизации, где люди взаимосвязаны и полны сочувствия друг к другу. И это оказалось куда более волнующим и захватывающим, чем знакомство с любыми гаджетами.

В книге «Взаимосвязанные» («Connected») социологи Николас Христакис (Nicholas Christakis) и Джеймс Фаулер (James Fowler) пишут о том, что лучший способ бороться с одиночеством как социальным явлением – выказывать как можно больше сочувствия и дружеского участия к тем, кто более всего одинок и далек от основной части общества. Как мы уже отмечали, тот, кто дружит с одиноким человеком, на 25 % чаще и сам бывает одинок. Одиночество прилипчиво, оно представляет собой что-то вроде социального патогенного фактора. Для его устранения нужно помочь «разносчикам инфекции» избавиться от нее – хотя бы частично. Авторы отмечают: «Мы можем создать предохранительный барьер, защищающий от пагубного влияния одиночества, и тем самым сохранить нашу связь друг с другом» [170] . На семинарах всегда можно было встретить несколько печальных душ (обычно в возрасте 50–60 лет), и эти люди всю жизнь чувствовали себя отверженными. Хотя их тащили на занятия чуть ли не волоком, усилия наших наставников и их помощников приводили к тому, что вчерашние изгои начинали буквально расцветать. Они теперь меньше «липли» к другим, и группа начинала чувствовать себя значительно свободнее. Уделяя особое внимание самым одиноким, руководители семинара и их ассистенты поддерживали здоровое состояние духа во всей группе.

В точном соответствии с рекомендациями Христакиса и Фаулера, усиленное внимание и помощь тем, кого больше других мучило чувство одиночества, преобразило нас всех. Нельзя отгораживаться от одиноких людей стеной. К сожалению, именно так поступает технологичное общество XXI века – со всеми вытекающими отсюда последствиями, очень верно описанными Робертом Путнэмом. Технологии содействуют тому, что одинокие люди еще больше лишаются живого общения, ограничиваясь телевидением, электронной почтой, Интернетом. И одиночество, распространяясь по каналам электронной коммуникации, заражает их друзей и друзей их друзей, в конечном счете оборачиваясь злом для самых счастливых. «Мне истина открылась как-то раз, – писал Уильям Ленгленд (William Langland) в своей эпической поэме XIV века «Piers Plowman» [171] . – Люби их всех» [172] . Спустя шесть сотен лет верность этих слов подтверждают и получаемые социологами статистические данные.

Ни коммуникация «сознание к сознанию», ни коллективная телемпатия сами по себе не сделают людей менее одинокими. Но эти средства связи помогут счастливым делиться своими чувствами с другими, и будет труднее не замечать остающихся одинокими. Эти же средства общения помогут утверждению демократичных и глубоко персонализированных социальных ритуалов самого разного свойства.

Ведь если можно быть в контакте друг с другом, связываясь электронным образом, почему бы не использовать эти возможности для того, чтобы как можно легче находить друг друга и поддерживать с окружающими не только деловое, но и глубоко эмоциональное общение?