Шри Ауробиндо - Шри Ауробиндо. О себе

Всё это очень хорошо и очень красиво, но недостаточно: такой союз на самом деле нужно реализовать сначала во внутреннем психо-духовном переживании, поскольку без духовного опыта нельзя сделать что-нибудь прочное и надежное; но кроме этого должна также произойти и реализация Божественного во внешнем сознании и во внешней жизни, на витальном и физическом уровнях по их основным направлениям. Это и есть то, чего просите вы, не понимая умом ни сути, ни способа как это сделать, и этого же прошу я, с той лишь разницей, что я вижу необходимость витальной трансформации, тогда как вы, похоже, полагаете и настаиваете на том, что это нужно делать без какой бы то ни было серьезной трансформации, оставляя витальное как оно есть. Вначале, когда я еще не раскрыл тайну Сверхразума, я сам пытался примирить два эти начала через связь духовного сознания с витальным, но мой опыт и весь опыт других людей показывают, что этот путь не ведет ни к каким очевидным конечным результатам, завершаясь там же, где и начинался, где-то между двумя полюсами человеческой природы. Просто связи здесь недостаточно, нужна трансформация.

В традиции позднего вишнуизма бхакти – это попытка приподнять над земным (возвысить) витальные желания через любовь, направив человеческую любовь к Божественному. Это была мощная, прекрасная попытка, которая привела к появлению на свет богатого прекрасного опыта и новых знаний; но слабость ее состоит в том, что всё это заканчивается там же, где начинается, имея ценность только для внутренних переживаний, обращенных к внутреннему Божественному, и на том останавливается. Према Чайтаньи есть не что иное, как божественная любовь души, проявляющаяся в безусловно возвышенной витальности. Однако, едва только вишнуизм как до, так и после Чайтаньи пытался спроецировать свои методы на внешнее, то всё это заканчивалось, и мы знаем чем – загрязнением витального, искажением ценностей и общим упадком. Вряд ли можно обращаться к Чайтанье за примером, говорящим не в пользу духовной или божественной любви, так как его опыт был не просто человечески витальный; по сути, пусть не по форме, это был первый шаг к трансформации, которой мы ждем от наших садхаков, чтобы сделать их любовь духовной и использовать витал не ради него самого, но как выражение реализации души. Это первый шаг, и, может быть, для кого-то его будет достаточно, поскольку мы не просим всех и каждого принимать супраментал, но для полного проявления на физическом плане без супраментала не обойтись.

В поздней вишнуитской традиции садхана обращает человеческую витальную любовь во всех ее основных проявлениях к Божественному; печаль из-за разлуки с Возлюбленным ( вираха ), горечь обиды и чувство отверженности ( абхимана ), даже чувство полной утраты связи с Божественным (символом которой является отъезд Кришны в Матхуру) становятся важными элементами в этой йоге. Но всё это было – в самой садхане, а не в вишнуитских стихах – только своего рода переходным этапом на пути, в конце которого преданного ожидала милана , то есть полное единение с Божественным; однако некоторые из последователей этой йоги делали такой упор на трудностях, что нередко казалось, будто борьба, чувство оставленности, абхимана стали главным методом, если не целью этого направления према-йоги . Кроме того, метод этот существовал в ней только для внутренних переживаний, а не в применении к физическому воплощению Божественного, и адресовался к определенным состояниям и реакциям внутреннего сознания, ищущего Божественного. В отношениях с Проявленным Божественным воплощением или, как тут можно добавить, в отношениях ученика с гуру подобные результаты могут происходить в том числе и от человеческого несовершенства, однако они не были включены в теорию этих взаимоотношений. Не думаю, что эта часть взаимоотношений бхактов и гуру была обычной и узаконенной. Наоборот, в Гуруваде отношение ученика к гуру всегда несло характер почитания, уважения, абсолютного и полного доверия, а также безусловного признания руководства гуру. Обращение к непреобразованным витальным отношениям с воплощенным Божественным может привести и порой приводило к движениям, препятствовавшим успеху йоги.

Йога Рамакришны также была направлена только на внутреннюю реализацию внутреннего Божественного – не меньше, но и не больше. Я думаю, притча Рамакришны про садхака, который предъявлял права на Божественное, которому пожертвовал всё, говорит о притязании внутреннем, а не внешнем, адресованном, скорее, внутреннему Божественному, чем воплощенному, имевшему какую бы то ни было физическую форму: это требование полного духовного единения, когда Любящий стремится к Божественному, но и Божественное с той же отдачей стремится навстречу Любящему. По этому поводу не может быть противоречий; такие притязания есть у всех, кто ищет Божественное; но что касается путей к этой божественной встрече, то этот путь далеко не приведет. Так или иначе моей личной задачей является реализация на физическом плане, и я не могу позволить себе просто повторять Рамакришну. К тому же, насколько я помню, он на долгое время погрузился в себя, так что и он не всю жизнь провел среди учеников. Он получил свои сиддхи в уединении, а когда он вышел и стал принимать всех, то за несколько лет износился физически совершенно. Думаю, он этому не сопротивлялся, поскольку, когда умирал Кешав Чандра, даже создал теорию, в соответствии с которой духовное переживание изнашивает тело. Но в то же время, когда у него заболело горло и его спросили почему, он ответил, что это грехи учеников, которые на него их сбросили, а ему пришлось проглотить. Меня, в отличие от него, не удовлетворяет обретение только внутреннего освобождения, я не могу принять ни такие идеи, ни такие результаты, потому что это не кажется мне успешной встречей Божественного и садхака на физическом плане, каким бы великим достижением это ни было для внутренней жизни. Кришна совершил великие деяния и безусловно был проявлением Божественного. Но я помню отрывок из Махабхараты, где он жалуется на своих последователей и поклонников – с их непрерывными требованиями, жалобами, со своими грехами, проистекающими из неисправленной природы витального, которые они взваливают на него, – лишившими его жизнь покоя. А в Гите он говорит о мире людей как о месте, где всё преходяще и печально, и, несмотря на собственную проповедь божественного деяния, в конечном итоге едва ли не признает, что уход из этого мира был бы, возможно, лучшим решением. Традиции прошлого хороши на своем месте, то есть в прошлом, и я не понимаю, почему мы должны лишь следовать им, не пытаясь идти дальше. На пути духовного развития земного сознания за великим прошлым должно последовать еще более великое будущее.