Роузи Кукла - Разочарование разбуженной девочки

Одна и последняя мысль. Боже! Спаси мя! Боже…

Мое волнение от этих ее слов рассказа так велико, что я не замечая того, так стискиваю ее руки, что они белеют. Смотрю ей в глаза и вижу, в них жалость и слезы.

Она замолкает, от того, что голос ее захлебывается, как будто бы, она и сейчас тонет. Несколько секунд тишины, за которые я осмысливаю это страшное и пугающее меня настолько, что я перестаю дышать. Меня так поражает сам факт того, что я все никак не могу принять, что она жива и это она, сама мне рассказывает, а не кто-то. И следом у меня срывается с губ.

— Как? Как же ты спаслась? Как ты выжила?!!!

На меня умоляюще смотрят ее печальные и красивые глаза, полные слез. Я ловлю себя, на мысли, что эти ее глаза, могли ведь больше никогда не видеть, ни меня, ни этой комнаты, ни самого света. И эта страшная мысль меня обжигает, срывает с привычного настроения, и я чувствую, как мои глаза тоже наполняются слезами.

Все, что я слышу потом, через минуту, поражает меня не меньше того, что я только что услышала.

— Она. — Тихо и почти не слышно, произносит она.

— Она, спасла меня, Ингрид.

Потом, она, сначала тихо и почти не различимо, и ели слышимо, начинает говорить.

— Как я выбралась из глубины, не знаю. Инстинкты, наверное. Опять ловлю воздух, но вовремя успеваю, закрыть рот и когда волна меня накрывает, я успеваю поднырнуть под нее. Тут же на следующем гребне волны, как фотография, глаз мгновенно фиксирует. Я вижу, уже вдалеке, метрах в тридцати пяти, пятидесяти, вижу, как на корме мелькает голая, красноватая фигурка. Следом опять волна. Одна, ныряю, другая, ныряю. Наконец, изловчившись, гребу отчаянно и взлетаю на гребень. Опять, глаз, как мгновенная фотография. Чик. Пока ухожу в воду, разбираюсь, что вижу и чуть ли не кричу под водой. Понимаю, что спасена! Глаз, как печатает и отмечает, нашу лодку спасательную, которая красным пятном прыгает на волнах и в ней ту же голую, гибкую фигурку с веслом в руке.

Опять эти же кувырки на волнах. Пару раз вылетаю на гребень, но ее не вижу, только белое пятно паруса, Второй раз, тоже, ее не вижу, но вижу, что пятно паруса меняет форму и уже клонится вместе с мачтой в другую сторону. Ее не вижу. Наконец-то мне везет. С очередной волной я, вылетая на гребень волны, вижу ее хорошо, даже успеваю взмахнуть рукой и отмечаю, что она тянет вверх весло.

Спасена! Спасена! Она меня заметила! Мучаюсь, барахтаюсь, но уже не так молотит отчаянно сердце и нет той ужасающей пустоты и обреченности к гибели. Нет, проносится у меня в голове, ты не утонешь, ты жить будешь!…

Я притягиваю ее к себе, прижимаю голову к груди. Она покорно, совсем, как ребенок, беспомощно прячет лицо, в мягких и теплых подушках между моими грудями. Я сразу же чувствую там, ее горячее, ели различимое дыхание. Следом, мелкое дрожание плеч. Она плачет беззвучно. Эта ее беззащитность, страх, тревога и боль произошедшего с ней, так поражают меня, что я следом за ней, так же плачу. Беззвучно, подрагивая, как и она, мелкой и частой дрожью.

Потом она снова.

— Когда я уже так выбиваюсь из сил, что не соображаю, где я, что со мной и все по инерции машу и машу руками. Пытаюсь плыть в ее сторону. Меня очередная волна щадит, и я оказываюсь, без всяких усилий с моей стороны, на ее гребне. Вижу только ее. Рядом. Она меня не видит и смотрит в сторону! Вот тут я так испугалась, что, несмотря на то, что уже выбилась вся из сил, и могу сейчас утонуть, я кричу. Нет, я ору. Ору диким, фальцетом.

— Ин..г..рид! Ин. грид!!!

Мгновенье и она прыгает в воду в мою сторону. Это я вижу. Потом почти ничего не вижу. Что-то с моим зрением, головой происходит. Все какими-то пятнами, кусками, размазано. И когда вдруг, прямо передо мной, появляется из воды ее мокрое, искаженное гримасой страха и боли лицо, я вообще отключаюсь на секунды. Только слышу ее крик.

— Держись! Держись! Я сейчас! Лодка уплывает!

Вот тогда-то я так испугалась, как, наверное, ни разу, с момента, как полетела в воду. Ведь если лодка уйдет, то нам конец….

— Господи! Родненькая! — Шепчу я. Обнимая ее и сама чуть ли не погружаясь в эту самую пучину, сидя с ней на диване.

— Как же ты? — Поправляюсь. — Как же вы, спаслись?

— Да, так. — Как то так, буднично, вдруг, произносит она.

Я не понимаю, почему она так говорит мне. Только вижу, что весь этот рассказ ее так утомил, что она просто валится во сне, у меня на глазах. Я не успеваю ее даже перехватить, так стремительно она валится на диван. Меня это так удивляет и пугает. Я уже хотела вскочить, звать маму на помощь, как она, распрямляя ноги, с закрытыми глазами, шепчет, чуть слышно.