Галина Чередий - Порченый подарок

Предводитель же аниров, не обращая на нее внимания, поднял одну серьгу, поднес к моему уху и уставился в лицо. Нахмурился, вдруг вздохнул досадливо и вернул драгоценность на место.

– Нет, всего лишь камень, где ему повторить цвет твоих глаз, Ликоли, – раздраженно сказал он и собрался уходить.

– Спасибо, это просто великолепно, – опомнилась я, порывисто дотронувшись до его плеча.

Бора посмотрел на мою руку, ноздри его вздрогнули, и уголок рта чуть поднялся, а я, смутившись, прижала конечность обратно к своей груди.

– Ну если так, то оно того стоило, – с непонятным выражением произнес он. – Жду тебя у алтаря.

– На правах более старшей, а так же давно и счастливо состоящей в браке подруги, хочу дать вам совет, кресса Греймунна, – обманчиво заботливым голосом процедила Конгинда, пока я осторожно заворачивала обратно роскошный подарок жениха. – Подарки от мужчины следует принимать с холодным достоинством или даже легким пренебрежением, дабы не поощрять в них мысль, что он вам угодил и на этом может успокоиться. И уж тем более не следует ему практически на шею вешаться – этим вы даете ему едва ли не открытое непристойное обещание.

– Непристойное обещание? – Даиг, я уже едва выносила эту женщину. – Он через несколько часов станет моим мужем, и о каких непристойностях может тут идти речь? Уже ночью мы будем в одной постели!

Конгинда издала каркающий звук, словно мои последние слова встали ей поперек горла.

– Кто знает, каких мерзостей принято требовать даже от законной супруги у этих дикарей? – придушенно зашептала она, пронзая меня кипящим от праведного гнева взглядом, под которым и раздеться-то было неловко. – На вашем месте я бы вела себя чрезвычайно отстраненно и всячески подчеркнула, как тяготит вас необходимость потакать низменным прихотям варвара, и глядишь – ему быстро надоест и он оставит вас в покое со своими домогательствами сразу после зачатия ребенка. Сейчас же он смотрит на вас так, будто вы лучшая еда из всех, что ему случалось увидать, и готов наброситься и сожрать, как животное. Отвратительно!

– Кресса Конгинда, а я вот безмерно рада, что каждая из нас на своем месте!

– Мне это следует понимать как то, что брак с этим… аниром наполняет вас радостью? – язвительно спросила она.

– Вам это следует понимать как то, что в ваши обязанности входит помочь мне с одеждой и прической и стать свидетельницей обряда моего супружества, и на этом все! Давать мне какие-либо, безусловно, ценные советы вас кто-то уполномочил?

Кресса поджала тонкие губы и опустила осуждающий взор.

– Нет, кресса Греймунна.

– Ну раз так, то я бы хотела продолжить подготовку в тишине. Вы не против?

– Как я могу… – начала она мямлить.

– Вот и договорились, – отрезала я.

О, Пресветлая, где бы мне еще набраться решимости разобраться и в ситуации с Иносласом с такой же легкостью? И возможно ли это вообще?

От помощи обиженно сопящей аристократки с мытьем волос я отказалась, и пока приводила себя в порядок, поливаясь теплой водой и натираясь мягкой мочалкой с душистым мылом, Конгинда возилась в сундуках, откуда извлекла наконец богато расшитое платье традиционного цвета первой весенней листвы.

Проследив взглядом за женщиной, расправлявшей складки ткани, я подумала, что в первый раз было как-то не до соблюдения всех традиций и в одежде, и в остальном. Не вел меня к алтарю отец тогда, не поведет и сейчас. Не говорит ли это о том, что мой второй брак окажется не намного удачнее предыдущего. Прежде меня всегда забавляло маниакальное следование всяким традициям, а временами и раздражало, но для чего-то же их придумывали, соблюдали их поколениями… Ой да ерунда! Как будто все, кто женился с дотошным соблюдением ритуалов, стали счастливыми в супружестве. Да и никакого особого счастья я не жду, не превратилось бы в кошмар – и то славно.

Мои черные и без того непослушно-волнистые волосы совсем закрутились после мытья, что вызвало очередную недовольную гримасу Конгинды, когда она взялась помогать мне их просушивать мягким полотном. Пряди гелиизенских чистокровных аристократок были обычно разных светлых оттенков и прямыми, легко укладывались в любые сложные прически, а мои упрямые – наследие рунаэсской половины крови, вечно из них вылезали и растрепывались. Но добровольная помощница взялась за них с таким рвением, которое впору было бы именовать, скорее, остервенением, что уж точно или уложит их как надо, или оставит меня лысой.