М. Ю. - Моя весенняя любовь с привкусом боли

Бардак везде – в квартире, на голове и в самой голове. Повсюду потухшие сигареты с остатками его жестоких поцелуев. Пустые банки из-под колы и смятые салфетки. Он кутался в тёплый плед и плотно задергивал шторы, ругаясь на яркий свет и боль в глазах. Он ужасно готовил и пил крепкий чай, заваривая один и тот же пакетик до тех пор, пока вода не становилась прозрачной. Он всегда ходил босиком и прижимал к моей спине холодные ноги. Он мог заснуть на середине фильма, проснуться под конец и точно знать, что в нем было. Он не сушил голову и наверное поэтому его волосы всегда торчали. Он не носил футболку дома и ждал, когда уже наконец потеплеет. Он обожал абрикосы и пытался вырастить абрикосовое дерево дома в горшке, чтобы вкус плодов был не как из магазина, а как из детства.

А я? Я просто был рядом и наслаждался каждым его вздохом, смотрел на него спящего, злящегося и растерянного, когда он не мог подключить двд к телевизору. Я восхищался его острому уму и обожал его небрежные, немного жестокие шутки, его комментарии к фильмам и то, как он сжигал непонравившиеся ему книги. « Хоть для чего- то сгодится этот бред» – говорил он, бросая в пламя одну страницу за другой.

Я пытался накормить его салатом и напоить морковным соком, прятал сигареты, но он находил остатки в пепельнице и, удивляясь, куда мог снова засунуть новую пачку, докуривал их. А я все больше удивлялся, как он смог прожить все это время на одном фастфуде и газировке, но он, пожимая плечами отвечал, что даже живот не разу не болел.

Иногда я включал тихо музыку и мы лежали на полу полуголые и такие разбитые и каждый плакал внутри о своём, потерянном. Я, как послушный пёс, приносил ему домашние тапочки, а он забывал их у старого кресла, потертого, тоже со своей историей. Я хотел напоить его глинтвейном, а он закрывался в своей комнате.

Иногда он прятался от меня мысленно и тогда его глаза становились чужими и отрешенными. Тогда я просто молча сидел напротив и ждал пока он ответит на мой повисший в воздухе вопрос. А иногда он смеялся так искренне, как ребёнок, когда тот видит матушку и ласково ерошил мои волосы.

Его шутки, со вкусом иронии и сарказма. Его замечания на громких соседей и старый джаз из новых колонок в пол третьего ночи. Его низкий голос и мокрые следы босых ног после душа.

– Пойдем в бар. Сто лет там уже не были.

Выбирались в ту пору в бар поздно вечером, сидели ночи напролёт и пили, играли в бильярд и пели глупые песни, меняли пластинки в старом музыкальном автомате, а я всегда удивлялся где он достал такой раритет.

« Где купил, там больше нет» – отшучивался Итан и широко улыбался.

Иногда к нему приходили девушки, уставшие, с пустыми глазами и разбитыми сердцами. Тогда Итан угощал их выпивкой и под столом, аккуратно передавал пакетики с разноцветными таблетками. Он ласково гладил их по волосам и хищно улыбался.

Редко в баре было много посетителей, а когда приходили, он психовал, переворачивал выческу « открыто» другой стороной, отпускал бармена и официанта и мы снова оставались в одиночестве, каждый со своим, но вместе.

– Ты так ничего не заработаешь. – говорил я ему, а он лишь отмахивался.

Мы ходили на новые фильмы, ночные сеансы, смотрели их в пустых залах, домой шли молча и никогда не держались за руки.

Иногда я хотел прикоснуться к нему не так, как обычно, не хлопнуть по плечу и рассмеяться, а самым кончиком пальцев провести линию от затылка к лопаткам, запутаться руками в его непослушных волосах, обнять его и уткнуться холодным носом в крепкую шею. Я гнал эти мысли, пугаясь их, боясь смотреть в глаза Итану, словно он мог прочитать все, что творилось у меня в голове лишь взглянув на меня.

И так проходили дни, за ними тянулись недели и липкое лето незаметно спустилось на город.

Я ушёл домой раньше. Не стал дожидаться закрытия, а он настаивал на том, чтоб я шёл первым. Была пятница или суббота жаркого июля, в баре было людно и работы по горло. Итан жаловался, что зимой, весной и осенью бар набивается посетителями только по выходным, а летом приходится работать не покладая рук. Он нанял в помощники ещё пару официантов, но все равно оставался там до самого закрытия.

– Они без меня не справятся. – говорил он устало, но совершенно не злясь.

Я лежал в своей комнате и считал узоры на простыне. Уже посветлело и за окном, по подоконнику прыгали жирные воробьи, которых прикормил Итан. Я услышал, как осторожно открылась входная дверь. Итан был не один. Я услышал тихий девчачий смешок, который хищно царапнул меня по сердцу. Она сняла туфли и босыми ногами пробежала мимо моей комнаты.