Alexander Maximoff - Тентаклеведение. Девять ударов

—Да, мальчики мои! Ох! Как хорошо вы ебёте меня! Сильней! Ах! Ещё! – Алиса прямо-таки плакала и всхлипывала от счастья, – Я ваша сучка, трахните меня! Ещё! Кончи мне в жопу, Петенька! Так! Да!

Сашу когтями разрывало изнутри от осознания происходящего: ягодицы трахающего его жену самца напряглись, он зарычал в конвульсиях оргазма и, спустя секунды, повалился на диван рядом. Взгляду Саши открылась раздолбанная крупным членом незакрывающаяся ярко-красная дырочка Алисиного ануса и стало прекрасно видно, как, крепко держа и разводя в стороны тугие шарики Алисиных ягодиц, вдоволь не накурившийся великан размеренно всовывал свой фаллос, практически целиком входивший в растянутую вагину, вызывая у Алисы слёзы и всхлипы удовольствия. Затем из-под Алисы полилось, и она в полный голос заорала:

—Ох, я сейчас кончу! Мамочки! Уй! Я кончаю! Да! Ай! Мишенька! Сладкий! Ой, я не могу! Мальчики, милые, дайте мне в ротик!

Михаил снял её, как с кола, и одним махом, как игрушечную куклу, посадив на диван, прислонил чудовищную набрякшую головку к губам. Не было смысла даже пробовать охватить губами это чудовище. Острые когти в клочки разорвали Сашину грудь, когда он смотрел на Алису, самозабвенно целовавшую и лизавшую ещё мокрый от соков ствол. Второй член тоже вскорости оказался около её лица. Она как безумная обсасывала их оба, уделяя особое внимание гиганту, который всё громче стонал под её ласками… А потом на неё полилось. Саша, не в силах смотреть на жадно ловившую ртом сперму Алису, повернулся и выбежал вон из квартиры.

* * *

С тыльной стороны дома начиналась опушка одного из городских лесопарков, и ошеломлённый Александр вошёл под кроны деревьев по небольшой асфальтовой тропинке. Здесь было по-ночному тихо – ни один листок не шелохнёт даже от крохотного ветерка – и в звенящей тишине в ушах вместе с бешеным пульсом стучало: «Как хорошо вы ебёте меня!», «Мамочки, я кончаю!» и «Мальчики мои, дайте мне в ротик!»… На глаза давила и застилала их красная пелена, он измождённо опустился на ближайшую лавочку, жадно ловя ртом ночную прохладу. Чуть погодя он услышал «Сашенька, где ты?» и увидел на дорожке у ограды тлеющий огонёк. Аня подошла и опустилась рядом. Она молча курила, а Саша разглядывал сигарету, которая, вспыхивая, освещала её задумчивое лицо.

* * *

Он припомнил, как недавно за праздничным столом они вспоминали школу, и Анечка, видно спьяну, призналась ему, что каждый раз, когда они с Алисой уходили из школы, она стояла и глядела им вслед.

—Ну на что там смотреть, Ань?

—Не знаю. Я ни на что конкретно не смотрела, в центр смотрела. Выходит, я глядела на ваши попки, – смеялась Анечка ему в ухо.

—Ха, Аня. Ты с ума сошла, какие попки?!

—А ты что, не в курсе, что у вас с Алисой задницы одинаковые?! Ну правда похожи! – полушёпотом отшучивалась она.

* * *

—Аня, дай попробовать…

—Тебе це́лую?

—Как хочешь… – она протянула ему свою, и, затянувшись, он предсказуемо закашлялся, – Нет уж, увольте! Тебе не холодно?

—Нет, прохладно, приятно… Жарко было…

—Да уж… Не то слово… А ты… Ты можешь рассказать?..

—Как всё случилось?

—Да.

—Зачем тебе?

—Так… Надо.

—Любишь эротические истории?

—Слушай, Аня, хорош уже шутить! Между прочим, два бандита только что хором трахнули мою жену!!! Тут уж не до шуток…

—Понимаю. Но, во-первых, никакие они не бандиты, просто они… нет, лучше тебе этого не знать… но, поверь: они, в целом, славные парни и мои давние друзья… А во-вторых, видишь ли, мою-то жену никто не трахал… Я, конечно, тебе сочувствую, насколько могу, но ты-то должен догадываться, что это так, как на тебя, на меня не действует. Скорее, наоборот… А ты, значит, хочешь, чтобы я всё в красках повторила!

—Да, хочу.

—Я, конечно, могу. Зрительная память у меня прекрасная, я же недавно художку окончила. И вообще…

—Ну вот и попробуй…

—Ладно, как хочешь…

Анна помолчала с минуту, закурила вторую, затянулась, выдохнула и начала:

—Ты, как ушёл, я попросила всех, пока несут ещё, выручить и разобраться с беспорядком. Сперва Алиса помогала мне убрать посуду и сложить стол (мужики, кстати, не отставали – даже посуду помыли вдвоём по-быстрому), потом я полезла за кофе, и в шкафчике нашла целую бутылку красного, и мы вчетвером сели на кухне, чтоб по новой бардак в комнате не разводить. Пили, ржали… Эти двое, Петька и Мишка, так и вились вокруг Алиски, Петька особенно. Хохмил и похабничал, говорил, что никогда такой попки не видел, и у него в штанах шевелится, когда Алиска поворачивается задом, что у Мишки тоже шевелилось бы, но он крепится, боится джинсы порвать, а они у него брендовые. Алиска что-то говорила, что ничего особенного в её попке нет, вроде, а они в шутку так: ну мол, встань, покажи. Она поупиралась для вида – я-то её знаю – и встала, конечно. Петька говорит, что, мол, попа-то у тебя сзади, вот ты и не видишь ни хрена. А на самом деле – ого-го, как орех! А, говорит, она только по форме, как орех, или и твёрдая такая же? Ну-ка напряги! Ого! Вот это да! Твёрдая, ухватистая! Миша, пощупай! Ты каким спортом занимаешься, признавайся? Фигурным катанием? Ух ты! И что, ножки тоже, как камень? Миша, зацени! Ни фига себе! – она вся, как косточка! И живот… Смотри, Миш! – где-то здесь она и поплыла: переминается, глазки масляные, придурковато улыбается, рот приоткрыт, еле дышит, они её давно везде лапают, а она стоит, смотрит в окно…