– Нет, – трубка хихикнула. – Все, наоборот, шутят, что в нашей паре я – чудовище, а она красавица.
С языка срывалось пошутить, уж не лесбиянки ли они, но внутренний голос мне подсказал выговорить другое:
– Она не толстая?
– Нет. Худая. Вам может не понравиться.
– Наоборот, это классно. А груди какие?
Трубка помолчала. Потом ответила:
– Номер три. Я бы сказала, перебор.
– Мой любимый размер. Записывайте.
– Я оговорилась. У моей подруги первый номер.
– Очень люблю. Тоже мой самый любимый размер, – ответил, пока трубка выжидала.
– На самом деле, второй.
– Просто супер, золотая середина, лучше не придумаешь. Записывайте! На завтра.
– На два часа, – ответила трубка.
– Договорились! Только ничего не говорите о нашем уговоре, – попросил.
– Это именно то, о чём я сама хотела вас попросить.
– Обещаю вам, – и, помолчав, добавил:
Вы не похожи на сотрудницу злачного места.
– Почему?
– Вы так странно доверяете людям и так странно подкалываете. Это делает вам честь и в то же время небезопасно.
– Так оно, наше место салон «Гейша», у нас и ни разу не злачное.
– Окей! А вы точно его сотрудница?
Трубка расхохоталась.
– Вы тоже не похожи на клиента. Я их не так представляла.
– А вы что, не имеете опыта общения с клиентами?
– В общем, нет.
– А ваша подруга?
– Тоже. Мы здесь только-только.
– Да? – спросил.
– Я – первый день.
– А подруга? – поинтересовался.
– Тоже. У неё завтра самая первая смена, розовый халат, красные волосы.
Зашёл, как сказали, в подворотню, потом в облезлый двор. Позвонил в дверь, домофон заговорил со мной человеческим голосом и предложил по-женски: «Двигайтесь внутрь», – и я последовал приглашению, в темноте полумрака вступив в некий зальчик, где меня спросила молодая асексуальная фея в чёрном, усадив на кожаный диван:
– Хотите кофе?
– Да, – ответил.
– За массаж платить здесь, – пригласили меня.
– Окей!
– Побудьте немного, сейчас выйдут девушки, – я услышал, несколько ошарашенный от экзотики и новизны впечатлений.
Передо мной в полумраке возникли в ряд шесть живых разной высоты и упитанности разноцветных халатов с торчащими из них голыми ногами, руками и головами. Розовый халат и красные волосы? Где ты?
Она стояла сбоку справа, переминаясь с ноги на ногу. Розово одетая, а на голове красные волосы. Но была какая-то странная, вовсе не выглядя, как прекрасная незнакомка.
Толстая, с большими грудями. С упитанными ляжками, никакого, как можно догадаться, open space between upper thighs, то есть между бёдрами, где должна светить манящая в даль путеводная буддистская пустота, всё тесно, кучно, по-нашему, тупиково, никуда не манит и ничем не светит, стабильность, как на кладбище, я же люблю жизнь и неопределённость. Ну, нет, это не мой выбор. Как поют в таких случаях Kanye West, Эминем и Weekend, nah, nah, nah, что на письме выглядит совсем по-русски. Секретарша, которой звонил, меня, похоже, надула, а я надую секретаршу.
– Это я не с вами говорил по телефону? – спросил я отстранённо у чёрной змеи-администратора, впустившей меня в этот террористский рай, на миг отвлекшись от рассматривания экзотически прекрасных гурий.
– Нет, – улыбнулась она. – Что, трудно выбрать?
– Да запросто, – ответил я, и выбрал: желтый халат, лиловые волосы, мне пох на телефонные советы, ведь я живу свою жизнь. Высокая, худая, груди просматриваются, остальное тоже наверняка есть, а больше и не надо, я, возможно, латентный гей, ведь меня манят девушки спортивные, худые, не поймёшь, кто по полу, и обязательно наглые. Девушка кивнула удовлетворённо, весь мгновенный гарем, как мимолётная мечта, распался и растворился во тьме, а избранница сказала мне, с вызовом глядя в глаза:
– Скоро буду. Ждите, – и тоже исчезла.
Гаркнула так нагло, что казалось странно, почему она «блядь» или «нахуй» не прибавила.
– Я хочу в туалет, – тихо возопил я в темноту, а вновь материализовавшиеся гурии меня и отвели, и оставили в будуаре уединения.
Усевшись на унитаз в по-советски, так, как мы привыкли, тесной, неопрятной и неудобной комнате задумчивости, я медитировал на металлический никелированный мусорник, который был полон горкой женских прокладок, так что крышка не закрывалась. Это всё моё, родное, это всё хуе-моё.
А ведь будь мысли моих родителей материальными, я бы должен был сейчас носить военную форму, покачиваясь где-нибудь на просторах океана, а ещё лучше отдать долг родине и лежать на дне морском в качестве корма рыбам, как папа-подводник однажды чуть не лёг и еле вылез через торпедный аппарат, утверждая, что это дико неприятно, но ведь вылез же, чтобы меня родить и потом терроризировать, однако я, блядь, взял судьбу в свои руки, и вот сижу тут с голой жопой на унитазе и медитирую о прокладках, о себе в борделе и о свободе на свете, я бы сказал «спасибо демократии», если бы верил во что-нибудь ещё, кроме себя, продолжая находиться там, куда меня закинула карма, если та вообще существует, а не правит миром случайность. Моё местонахождение, некая балтийская страна, меня вполне устраивает, только бы не суверенная демократия и стабильность мертвечины.
Читать дальше