Петухов жестко приказал:
— Еще раз обыщите, когда она в сознании. Нужно её тщательно осмотреть.
Она совершеннолетняя?
Майор еле слышно промямлил:
— Она говорит ей сорок четыре…
Старший следователь кивнул головой центуриона:
— Проверим!
В кабинет вошли две надзирательницы. Сравнительно молодые и симпатичные женщины, на ходу натягивали на свои холеные руки одноразовые резиновые, медицинские перчатки. Поскольку Фарай уже обыскивали, то сейчас стояла цель посильнее унизить командира звездолета.
Майор умоляюще попросил еще более неприступную в гордой своей наготе Гродис:
— Только не сопротивляйся, мы выполняем лишь свой долг!
Фарай презрительно фыркнула и равнодушно произнесла:
— Я все понимаю! Буду адекватной.
Петухов прошипел словно гадюка:
— Только дернись, всажу пулю в ногу!
И извлек из кармана ТТ. После чего сделал свою и без того неприятную рожу еще более противной.
Процедура личного обыска и в самом деле неприятная. Сначала Фарай растрепали волосы в поисках чего-то ценного. Даже провели каждую прядь специальной расческой. Потом посмотрели в ноздри, в уши, залезли резиновыми пальцами в рот. Провели и за зубами, и полезли под язык, и даже ткнули в гланды. Не очень приятно, когда тебе так лазают во рту.
Потом приказали поднять руки, пощупали под мышками.
Далее тискали из-за всех сил упругие груди. Из-за всех сил надавили на пуком, но не смогли и поколебать крепкий пресс. Фарай во время обыска хранила гордое молчание и даже улыбалась.
Самая неприятная часть, когда тебе обследуют влагалище, и суют руку в грот Венеры. Надзирательницы колупались особенно глубоко, и долго. Значительно дольше, чем это нужно для обыска. По реакции Петухов они чувствовали, что тому хочется, как можно сильнее унизить убийцу депутата Госдумы.
Майор полиции покраснел от смущения и во время обыска отвернулся. Капитан наоборот сильно возбудился и ему как более молодому, очень хотелось в этот момент подрочить. Но не при полковнике это делать. Хотя зрелище и в самом деле возбуждающее до крайности.
Надзирательницы уже колупались в вагине, минут десять пока Петухов не приказал:
— Ну, хватит теперь анальное отверстие!
Девушки очень грубо не смазывая вазелином перчатки, проникли и туда. Тоже колупались с унизительной тщательностью. Фарай с её прочным и эластичным телом практически не было больно и она, отлично умея владеть собой, продолжала улыбаться.
Раздраженный Петухов приказал:
— Хватит! Мы вызовем врача и проверим ей весь кишечник зонтом. А пока проверьте ноги и все!
Девушки ощупали Фарай и ноги, обвели вокруг каждого пальчика и ноготков, ощупали упругую, розовую подошву с круглой пяточкой. После чего сняли перчатки, скомкали и выкинули резину в мусорницу.
Петухов устало кивнул и раздражено произнес:
— И чего лыбишься шлюха? Тебя обшмонали как последнюю воровку!
Фарай не убирая с лица улыбку, уверено заметила:
— Я не доставлю лишней радости таким садистам как вы!
Старший следователь угрожающе произнес:
— Когда, мы приставим электроды к твоим гениталиям, ты и не так запоешь!
Гродис ничего не ответила, но её взгляд выразил крайнее презрение. Петухов пытался максимально грозно сдвинуть брови, но не произвел на женщину из коммунистического будущего никакого впечатления. Тогда развернулся и приказал:
— Выдайте ей робу и в общую камеру!
Майор осторожно заметил:
— Ее бы в одиночку… В Лефортово.
Петухов отрицательно мотнул головой:
— Нет! Там почти курорт! Пускай её, лучше уголовницы обломают!
Черепанов поежился и просипел:
— Да такая баба сама кого угодно обломает…
Фарай Гродис выдали серую форму и грубые разбитые ботинки. В плечах роба оказалась узковатой, и пошла по швам. Ботинки были грубые, и неприятные для непривычных к таким колодкам ног. Да и размер оказался маловат — женщина и будущего, хоть и имеет изящные формы ступней, но вовсе не маленькие размеры, и пальчики у нее очень подвижные. Выглядела она в новой одежде, весьма неуклюже. Так и шагала без видимого удовольствия. На руки опять надели наручники, а на ногах специальные кандалы. Не слишком получалось приятно.
Ее повели по Бутырской тюрьме. Здание старое, не слишком ухоженное. Правда, уже другие времена, камеры уже не столь переполненные как в девяностые. Кое-где стоят телевизоры, и работает радио, гудят холодильники. И заключенных стало меньше, от чего дышится буквально легче.
Читать дальше