Алексей Иванов - Т.Н.

Ведь у каждого из нас сугубо свой мир, который общепринято считать субъективным чтобы не обращать на него внимания, умаляя его и для вас и для самих себя. Который только может – с вашего добровольного на это согласия – стать миром общим. Что общепринято именовать браком. Добровольно погрузив себя во все эти перипетии другого и заставив себя с ними точно также считаться, как и с константами своего собственного мира. Помогая и ему и себе разобраться с волнующими вас обоих вопросами. Из чего вполне логично следует, что всеобщий мир – не более, чем некая абстракция. Идеализм. Которая таковой зачастую и остается для обывателя, пока он не ответит себе и тем, с кем он близко взаимодействует, на все волнующие их обоих вопросы. И не начнёт разбираться в том, что их и порождает. Затрагивая в своих вопросах уже и общество в целом. Вначале, безусловно, затрагивая экономику и политику. А потом, связав это в единый узел политэкономии и поняв, что все эти политики – это не более, чем чиновники, обслуживающие интересы общества, наконец-то постигнув то гигантское историческое колесо, что заставляет всё это общество ходить по кругу, как осёл – вокруг вращаемого им привода этой гигантской мельницы под названием Человечество. Поняв, что за муку они при этом производят: чистейшую вихревую психоэнергию. И – кому. Вкусив её божественный восхитительный аромат, восхищающий тебя прямиком на небеса! Внезапно поняв для себя «новые правила» этой старой, как мир, игры в жизнь. И начав вырабатывать её уже сознательно. Охватывая своим собственным счастьем и наслаждением этим миром всю галактику! Улучшая этим свою карму. С иронической улыбкой над теми, кто всё ещё чего-то там неистово требует, защищая свои права (человека) на место в стойле. Чтобы его хлестали, ради этого, кнутом судьбы. Подгоняя к его же счастью.

Что Летов наглядно показал вам снизу – в своей песне «Они сражались за родину», а Фил – сверху, на подмостках нашего героя, постепенно продвигающегося сквозь льды и торосы сопротивляющейся ему судьбы на атомном ледоколе духа прямиком в вечность!

Хотя на сам ход эксперимента восхищение Т.Н. почему-то никак не влияло. Да и зачем что-то делать, когда всё и без того как нельзя лучше? Т.Н. впала в период интеллектуальной прострации.

Естественно, он уже осознавал, что нельзя пилить под собой сук, на которых (плотно) сидишь. А потому и никогда их не корил. Ведь не может же альпинист обвинять вершину в том, что по дороге у него что-то пошло не так. Как он рассчитывал. Что-то от этого получить. Видимо, в этом виноваты его расчёты. А вовсе не она – лавина. И это даже не она, а это на него снова «что-то нашло».

Тем более, что Банан давно уже понял, что оргазм и экстаз это не близнецы-братья, как (до сих пор) все наивно думали, а взаимоисключающие понятия. И если сдерживать первые два-три судорожных спазма, побуждающие тебя к оргазму, означающему для тебя «конец игры» в секс, то далее секс превращается в один сплошной продолжающийся неопределённое время экстаз от соития. Который можно легко продолжать столько, сколько тебе этого захочется (особенно – когда тебе нельзя, категорически нельзя, под угрозой потери дружбы, с ней спать!). Лишь сдерживая его иногда и замирая на несколько секунд безо всякого движения.

– Я не люблю кончать, – с улыбкой объяснял Банан. Каждой. – Кончает тело. Дух – бесконечен!

А так как он любил делать это исключительно под музыку, с успехом заменявшей ему алкоголь, то он, перед тем как вставить, вставлял в свой музыкальный центр две кассеты, в котором вместо реверса был довольно-таки странный механизм, в результате которого после того, как проигрывает одна сторона на кассете, включается другая кассета. И когда обе стороны доигрывали, приходилось прерывать соитие, вставать, переворачивать кассеты и заниматься сексом пока те так же не доиграют. Что было очень неудобно. И не особо-то и приятно, так как разрывался транс. И нередко, чтобы не вставать, приходилось заканчивать секс в полной тишине. Что даже по ощущениям было уже «совсем не то».

Не то, что под музыку. Впадая в транс. Так что он нередко вставлял диски в сиди-чейнджер на три диска, в котором они последовательно двигались по кругу, и занимался с Т.Н. любовью до тех пор, пока ей это совершенно не надоедало. И она не начинала демонстративно смотреть в потолок, ожидая: когда же он уже, там, наиграется с её телом? И наконец-то закончит это «бытовое насилие».

Пока пластиковые шестерни поворотного механизма сиди-чейнджера очень быстро не поистёрлись, и он не стал заедать. И на радость правозащитникам им приходилось пользоваться исключительно кассетами. Переворачивая их лишь по обоюдному согласию.