Алексей Иванов - Т.Н.

И именно поэтому Банан воспринимал теперь Т.Н. как откровение небес, данное ему лично в руки. Пока крутятся звездочки после удара об косяк с Джонсон.

Но кому нужен беспантовый лось? Без денег?

Человек, без денег, только собаке друг.

И чувствовал по отношению к нему «герцогини», что его имидж снова начал трещать по швам.

И тут на сцену шагнул Вовочка. Прямо из анекдота.

С которым Банан ходил в последнем рейсе «на кальмар». И пока не было кальмара, добытчики рвали тралы о кораллы, а они высокопарно рассуждали о прекрасном поле на полу и в поле, расцветающем вокруг них от половой активности матросов. Что была закономерным следствием поглощения кальмара. И о безобразном образе жизни, который они вместо этого вынуждены были вести. Дав себе зарок всенепременно заняться хоть каким-то бизнесом.

И сказал, что Банан должен идти за бугор за машиной вместо него. Как они и договаривались.

– Главное – не садись в машину, когда будешь торговаться, – напутственно сказал Вовочка уже возле судна. – Иначе дилер подумает, что ты на неё запал. И уже не сбросит цену.

– Да, всё и так понятно, – отмахнулся Банан.

– Ты точно понял? – не поверил Вовочка, что ему не нужно этого разъяснять. Ведь для того, чтобы до него самого дошел смысл этого анекдота и Вовочка принял это как инструмент воздействия, его более старшему и умному другу Радику пришлось пол часа подробно объяснять Вовочке задействованные при этом психологические механизмы.

– Я давно уже всё понимаю, – усмехнулся Банан.

– Ты что, академию заканчивал? – критически усмехнулся Вовочка.

– Ага, академию Платона, – усмехнулся Банан в ответ.

– Ну, я потому только с тобой и связался в рейсе, – признался Вовочка, – что сразу же понял, что ты гораздо умнее меня.

– Не даром Хапер всегда говорил, что подружился со мной только из-за того, что Дэз обратил его внимание на то, что у меня глубокое лицо! – усмехнулся Банан и пошёл в кают-компанию.

Любил ли Банан путешествия? Да он жить без них не мог! Всерьез считая (как и любое тело, живущее внешними акциденциями), что от перемены мест, слагаемых в кругозор, не изменяется только суммарная единица глупости!

Тем более, что Банан уже начинал жалеть о том, что начал вторую волну общения с Т.Н. Которая, после его сожительства с Джонсон и её шумной свитой, стала теперь казаться ему ещё более примитивной. И нередко, общаясь с Т.Н. и спотыкаясь о недопонимание элементарных для него уже вещей, всё чаще готов был буквально провалиться сквозь землю.

И был безумно рад, что Вовочка наконец-то предоставил ему такую возможность.

Но как только он вышел в море и оказался один на один в тесной каюте со своими внутренними проблемами, настойчиво требующими от него пересмотра всего его поведения и их немедленного разрешения, у него тут же начало срывать крышу.

Чтобы этого избежать. Ведь само осознание того, что ты(!) и вдруг поступал глупо, да ещё и сам же оказываешься виноват в своих проблемах, настолько унижает твоё эго, твой рептильный ум, что ему гораздо легче заставить своё тело покончить с собой, чем начать видеть и признавать свои ошибки. Изменяться и… потерять свою власть над телом. Шагнув в поведении под контроль Разума.

Нет, нельзя упускать такой случай, думал Банан, агитируя Лёшу стать соучастником этого преступления. Утонуть, затеряться в море – это гораздо романтичней, чем отравлять себе последние минуты представлениями о том, как тебя будут вынимать из петли. Эти глупые похороны, ещё с детства постоянно вызывавшие у него рвотную реакцию смеха! Заставляя в недоумении оборачиваться на него молчаливых участников похоронных процессий, когда он в них участвовал или просто наблюдал со стороны. Начиная размышлять о том, как и тебя с ритуальной поспешностью собаки, рефлекторно закапывающей свои экскременты, похоронят и побегут дальше, принюхиваясь и присматриваясь. Нет уж, по сюжету положительно рекомендовалось: «Набить карманы серебром, что б, растолстев, с разбегу выпрыгнуть в открытое окно!» Океана. Из форточки которого насквозь бил в лицо арктический сквозняк.

Но тут, когда Банан уже стоял на открытой палубе, ожидая пока все наконец-то надышатся воздухом и зайдут во внутрь, предоставив ему полную свободу действий, на палубе появилась одна из пассажирок. И чуть подышав в одиночестве, подошла к нему и стала рассказывать ему историю своей никчемной жизни. И те житейские обстоятельства, которые заставили её заняться этим довольно-таки не женским бизнесом по покупке и продаже машин. Рано умерший муж, взрослая дочь, поступившая в институт в Петербурге, обучение и проживание которой нужно как-то оплачивать… И прочая ересь, до которой ему в этот судьбоносный момент совершенно не было дела. И повсюду преследовала его по палубе со своей исповедью. Когда он всем своим неопределенным поведением неумело давал ей понять, что ему сейчас явно не до неё.