Мария Зайцева - Их безумие

Что все вопросы со всякими уродами, школьными звездами и тому подобными тварями всегда решатся именно так – быстро и жестко.

Уокер шарит вокруг себя в поисках тарелки, которую она приспособила ему под пепельницу, и натыкается на приглашение от университета, небрежно скинутое до этого со стола.

Керри отводит глаза, стараясь не встречаться с мрачным вопросительным взглядом.

– Я… Не уверена, что поеду, – вздохнув, говорит она, чувствуя почему-то потребность объясниться.

Как будто должна ему что-то. Обязана чем-то.

Дура бесхребетная.

Он молча гасит окурок, тянет ее на себя уже привычным властным движением.

В этот раз он особенно груб и нетерпелив.

Обхватывает так, что кости трещат, целует так, что засосы прямо на глазах расцветают и наливаются синевой, берет так, что Керри несколько раз бьется больно головой о пол.

Уже уходя, поворачивается, чего раньше не бывало, словно сказать что-то хочет.

И не говорит.

И на следующий день приходит отчего-то раньше, словно желая побыть с ней подольше.

И когда ее дядя, в последние две недели полюбивший почему-то желать ей спокойной ночи, заходя перед сном в ее комнату, Уокер тихо отходит в дальний угол, становясь практически невидимкой, сливаясь с темнотой.

А Керри, страшно нервничая и пугаясь, вяло отвечает на очень родственный, практически отеческий («Я же тебе теперь вместо отца, малышка») поцелуй дяди, пытаясь спровадить его из комнаты побыстрее, позволяет приобнять себя, тоже, очень по-родственному.

Она боится, что Уокера увидят.

Дядя уходит, она облегченно выдыхает, чуть не попались!

Потом смотрит на Уокера и опять напрягается.

Очень уж у него знакомо-говорящий темный взгляд.

– И часто он так? Укладывает спать тебя? – внезапно спрашивает он каким-то излишне хриплым, ломким голосом.

– Каждый день, – пожимает плечами Керри, не понимая причины такого интереса.

– А раньше?

– Раньше нет…

Она замолкает, растерянно смотрит на него.

И потом до нее доходит.

– Нет! Нет, нет, нет, нет! Ты что? Ты думаешь, что он?..

Рэй не отвечает, все так же молча, выразительно глядя на нее чуть прищуренными от ярости глазами.

Керри обессиленно садится на кровать, вспоминая все случайные касания дяди, его взгляды, его предложения съездить вместе в магазин, купить ей каких-нибудь вещей, а то, бедняжка, совсем пообносилась…

Все так на поверхности, что даже странно, как она не догадалась…

Вот уж и правда, дура беспросветная…

Уокер подходит, садится рядом на пол, перетаскивает ее к себе, на колени, запуская руки под футболку.

Керри привычно уже выгибается, откидываясь ему на плечо, закусывая губу, чтоб хоть немного болью охладить пылающую кожу, так легко теперь отзывающуюся на его касания.

Стаскивая с нее пижамные шорты и усаживая прерывисто дышащую девушку на себя, Уокер бормочет сквозь зубы:

– Ниче, разберемся…

На следующий день у дяди сгорает его автомастерская, при разборе находят некоторые детали, снятые с краденных машин.

Дяде, занятому общением с полицией, резко становится не до племянницы.

Керри не задает Уокеру глупых вопросов.

И не говорит, спустя еще две недели, перед выпускным, что уже приняла решение насчет университета Атланты.

У нее очень хорошие баллы, и ей предлагают повышенную стипендию и место в общежитии.

Она уедет, конечно уедет. Ее здесь ничего не держит. Ну не Уокер же, в самом деле?

Ему, с его баллами и биографией, не светит ничего, кроме автомастерской в пригороде, где он, оказывается, и работает в свободное от учебы время.

Уокер узнает все сам. Случайно.

Опять смотрит на нее, жадно и зло.

Так, как будто она его предает.

Керри, не глядя ему в глаза, не считая нужным оправдываться, просто подтверждает это.

Да, она приняла решение.

Да, она уезжает через две недели.

Да, она собиралась сказать ему.

Они стоят во дворе колледжа, разговаривают на глазах десятков людей, и ему плевать на это. И ей плевать.

Она понимает, что все точки над i надо расставить, что она ему ничего не должна, что вообще он во всем виноват, он это начал, он это продолжает, что ей это все не нужно было никогда, что…

Она все правильно понимает.

У нее в голове все звучит логично и правильно.

Безэмоционально.

Уокер смотрит так, что подкашиваются ноги, а все выстроенные конструкции в голове рушаться со звоном, отдающимся в ушах.

Он молчит, как всегда, молчит.