Димас не сомневался, что сектанты решили воспользоваться чем-то подобным и поработить низшего. Или, возможно, используя его жизнь, собирались вызвать кого-то посильнее, чтобы потом сделать своим могущественным господином. И то, и другое – детское баловство. Инге хватит сил, чтобы расправиться с таким демоном. Жаль, только сектантов убивать он не станет – человеколюбие малака временами бесило.
– На обед? – подал голос Томас, вырывая из раздумий.
– Валяй. И Риту вызвони.
– А мне… – попытался он что-то спросить, но Димас холодно блеснул на него красными глазами, и тот резво заткнулся.
Рита и Томас постоянно собачились, так что вкусный обед приятно разбавляли их перепалки и всплески ревности, которые отлично оттеняли дорогое вино и острый хамон. Димас неспешно поглощал еду килограммами и любовался двумя склочниками. Рита всеми способами пыталась привлечь к себе внимание, кокетничала, строила глазки, подлизывалась – иногда смешно, а иногда противно. Томас же старался ее осадить, ставил на место и сам хвастался. Выпячивал достижения и надеялся обратить на себя внимание.
Под конец, справившись с обедом, Димас поднялся над подопечными, наклонился сначала к Рите и вдохнул ей в рот горячим, наполняя силой. Щеки у девушки раскраснелись, ресницы словно длиннее стали, а волосы заблестели. Она тяжело задышала, счастливо улыбаясь, а Томас заскрипел зубами. Димас усмехнулся и наклонился к Томасу, только теперь не наполняя его, а питаясь. Вдохнул смесь ревности, злости и желания мстить, не особый деликатес, но съедобно. Томас, почувствовав, как из него тянут эмоции, чуть не подавился, бедняга. Димас коротко хохотнул, а потом дразняще поцеловал.
Теперь Рита смотрела с завистью. Хотя никого из контрактеров Димас никогда не трахал.
На работу он уже не вернулся, настроения не было, и Томас всегда при случае прикрывал. Кроме того, начальство в курсе его сути и, покуда работа делалась, никогда претензий не предъявляло. Хотелось поехать в бар и хлебнуть пойла Азира, но вместо этого Димас направился в жилой район на юге города, где напротив детского садика стояла новенькая украшенная золотом и росписями церковь Святой Длани. Инге часто отводил детей после занятий в приходской парк. Сам помогал с паствой, а детишки отдыхали с сановниками. Вот и сегодня Димас нашел их там – на крошечный детской площадке, построенной для прихожан. Майкл качался на качелях, а Наби ковырял песок лопаткой.
Димас от близости святой земли поморщился, хорошо, обувь крепкая, не видно, как жжет кожу на ступнях. Сел рядом с отцом Отисом и нагло заглянул ему через плечо, проверяя, что тот читает.
– И тебе, добрый вечер, Димитриос, – произнес Отис, не отрываясь от книги.
– Как заметил?
– Паленым запахло. – Отис поднял на него взгляд и пренебрежительно улыбнулся. – Ингевон читает проповедь, помогает людям отпустить грехи, не хочешь его послушать?
– Спасибо, грехов не имею, – отмахнулся Димас, а священник снова ухмыльнулся.
– Я просил тебя, сатанинское отродье, не появляться в моей обители, что привело в этот раз?
– И я говорил – нет у меня корней от Герцога Сата’на, сдох он почти сотню лет назад. Трон его принадлежит Герцогу Иву. Я пришел детей глянуть, вечером пойду бухать и трахаться, уже не увижу.
Священнослужитель поднял руку к небу, сжимая ладонь в форму Святой Длани, и показательно отсел в сторону. А Димас, вместо того чтобы обойти, перекинул ноги через скамью и громко позвал сыновей. Майкл бросился в объятия с визгом, Наби, немного задумавшись, вытащил изо рта совочек и тоже подбежал к нему, оба вцепились в руки, с радостью уселись на колени.
– Как прошел день? – Димас любовался ими, чувствуя приятное воодушевление. Даже не слушал, что они говорят, только кивал и улыбался. Майкл похвастался, что научился писать прописью, Наби показал нарисованный семейный портрет, на котором с трудом удалось определить четверых гуманоидов.
Беседа детям быстро надоела – Майкл первым сбежал к качелям, Наби еще немного посидел на коленях, болтая ногами, улыбаясь маленьким ротиком и хихикая, когда Димас поглаживал его серебряные обжигающие пряди. Здесь, на святой земле, у него вся кожа была колючей, но это не останавливало от объятий. Отдав ему рисунок, Наби вернулся в песочницу.
– Только благодаря им я тебя терплю, – произнес гнусаво отец Отис, – но если хоть кто-то из прихожан увидит твою мерзкую морду, сам на вилы насажу.
– Не кипишуй, папаша, насаживать – это моя работа, – и Димас пошло подмигнул, заставляя Отис краснеть от гнева.
Читать дальше