Эм Ленская - Присвоить тебя

– Мне насрать, – бросает-таки Захар. – Я не нанимался к тебе на работу и уж тем более не нанимался быть твоей ручной обезьянкой. Скучно? Напиши своим богатеньким дружкам и болтай с ними.

– Да, ты прав, – хмыкает внезапно Одинцов, так что добродушно-дурацкое выражение его лица сменяется чем-то более взрослым и хмурым, словно грозовая туча резко заслоняет собой летнее солнце. – Ты не обращался ко мне за помощью, это было сугубо мое решение. Я выкупил твой долг, освободив тебя от ошейника Назарченко… или как он там себя называет – Назар. По всем документам теперь ты должен деньги мне, а не ему. Но заметь, я не бросаю тебя на ринг, где из тебя раз за разом пытаются выбить жизнь. Не прошу выполнять дерьмовую и грязную работу для меня. Я всего лишь пытаюсь завести с тобой хотя бы жалкий намек на диалог. Неужели тебе это настолько противно и сложно? Разве лично я сделал тебе что-то плохое? Ответь хоть на этот вопрос.

– Я не понимаю твои мотивы. Это напрягает, – после короткого молчания уже спокойнее отвечает-таки Иваньшин. Будто слегка устыдился или же просто остыл. Он избегает глядеть на Одинцова, пялясь исключительно вперед. Сосредоточенный. Напряженный.

Кто-то нетерпеливый сигналит позади, когда цвет светофора меняется на зеленый.

– Можешь мне не верить, но я своих мотивов тоже до конца не понимаю, – признается Одинцов, смягчаясь. – Просто ты мне понравился.

Когда Захар смеется, Тимофей рядом с ним будто пугается от неожиданности.

– Знаешь, кажется, ты перепутал бойцовский клуб с магазином, Тима.

Захар оборачивается, все еще улыбаясь, но лицо Одинцова, с которого враз спадает весь глянец и лоск, то выражение удовлетворенности и некоего превосходства от разницы их положений, отрезвляет. Тимофей внезапно выглядит младше – сколько ему вообще лет? – почти мальчишка. Тот пялится на Иваньшина как под гипнозом. Да что он такого сказал? Или Одинцов так удивился, что Захар в принципе ему что-то ответил? На короткие секунды Захару становится не по себе. Он быстро возвращается к дороге за лобовым стеклом, силясь вычеркнуть выражение лица Одинцова, которое полоснуло по памяти донельзя странными флешбеками. Нет, конечно же, нет. Он не мог видеть Тимофея Одинцова раньше. Это просто немыслимо и абсурдно. Только, черт возьми, отчего-то кажется болезненно знакомым. Как вспышка в голове.

Позже, шляясь в ГУМ ДЛТ из одного дорогого бутика в другой, Одинцов явно чувствует себя в своей тарелке. Но не Захар. Даже на ринге у Назара он мог абстрагироваться, но здесь ощущает себя словно под стеклянным колпаком. Словно бабочка, приколотая булавкой к доске. Он выделяется.

– Захарушка, примерь это. Хотя и вот это тоже.

Тимофей пихает ему в руки вешалки, а затем толкает в направлении примерочных.

– Когда оденешься, выходи. Я оценю.

Сам Одинцов уже обвешан пакетами с эмблемами модных брендов, и даже Захар с каким-то пренебрежением держит в пальцах один, будто тот обжигает ладонь.

В кабинке Захар, хмурясь, стягивает свои привычные шмотки и напяливает выбранные Одинцовым брюки и джемпер. На ценник даже смотреть страшно. Цифры там скорее смахивают на артикул, чем на стоимость. В мире Захара такие деньги не тратят на тряпки.

Распахнув дверь примерочной, он почти смущенно, что едва ли для него свойственно, показывается на суд Тимофея. Тихое «вау» и блеск в глазах машинально заставляют Захара напрячься. Что еще за реакция? Что она значит?

– Определенно берем все, что на тебе сейчас надето, – отвечая на неозвученный вопрос, с энтузиазмом произносит Одинцов, вспархивая с пуфика, на котором ожидал. – Сидит потрясающе.

Захару хочется ему возразить, хотя бы из глупой вредности, только истина в том – он отчетливо видит в отражении зеркала – эти стоящие, по его личным меркам, бешеных денег тряпки и правда ему идут.

– Не переодевайся обратно, хорошо? – воодушевленно просит Одинцов. – Я попрошу снять ценники и упаковать твои старые вещи. Хотя на твоем месте я бы просто выбросил их в ближайшую урну.

Смеясь, он выходит из примерочной в зал, вероятно, чтобы позвать кого-нибудь из персонала, а Захар почему-то злится, толком не понимая причин. Еще пару часов назад он рычал, огрызался, а теперь как послушный щенок едва не виляет хвостом под восторженным взглядом хозяина, подарившего питомцу игрушку. Нет, он по-прежнему зол на Тимофея, ему претит идея быть в его подчинении, развлекать, потакать и не знать, что Одинцов желает с ним сделать. Для чего тот его купил? «Ты мне понравился». Пфф, что за лепет? Я же не кукла, думает Иваньшин, которую ты принес в дом, а теперь наряжаешь под настроение, чтобы хвастаться обновкой таким же холеным друзьям.