Марта Зверева - Не надо, дядя Андрей!

У меня сжалось сердце. Он такой несчастный! Может быть, он злится не от того, что плохой, просто ему не повезло?

Ведь я и сама такая несносная с тех пор, как умерла мамочка…

Он не слышал моих шагов, а я боялась его окликнуть. Я не знала, что мужчины могут вот так плакать, когда слезы просто катятся по лицу, а он даже не замечает их. Только встряхивает головой, словно не понимая, что мешается и снова отпивает из бутылки. Я подошла совсем вплотную, а Андрей все еще не видел меня, погруженный в свои мысли. Пальцы, лежащие на портрете красивой девушки дрожали. Она была примерно моего возраста. Дочка?

Так жаль, что он тоже скорбит…

Я вдруг почувствовала такую острую жалость к этому сильному и жестокому человеку, такую пронзительную нежность, что не смогла сдержать порыва и наклонившись, коснулась его губ. Дядя Андрей, не плачь…

На несколько мгновений мне показалось, что он отвечает на мой поцелуй. Его губы потеплели и шевельнулись под моими губами, но я ошибалась!

Он вдруг вздрогнул, оттолкнул меня, посмотрел с внезапно зажегшейся яростью:

— Лиза! — Выплюнул мое имя с таким отвращением, что я всхлипнула от ужаса. — Малолетняя шлюха! Чего приперлась?

Непроизвольно моя рука дернулась и я дала ему пощечину. И сама задохнулась от ужаса. Что я наделала?!

Вскочила, попыталась убежать, но рык из-за спины парализовал меня, я споткнулась, и тут Андрей ухватил меня за локти, рванул к себе, заломил руку за спину и прорычал в ухо:

— Какого хера происходит? Насмотрелась порнухи и теперь между ног чешется? Почесать?!

Он уронил меня на кровать животом и прижал огромным твердым телом так, что было трудно дышать.

— Я просто… — я не знала, чем оправдаться и как бежать. Слезы хлынули сами, заливая простыни, в который он вжимал меня лицом. Его рука давила на затылок, грудь вдавливала меня в кровать, а пах упирался сзади, и я чувствовала, что там кое-что твердеет.

— Что ты? Что просто? Испорченная дрянь! Устала, небось, считать, сколько мужиков через себя пропустила?

Он толкнулся в меня пахом и я почувствовала как задралась футболка. Между мной и его членом была только тонкая ткань трусиков и его штаны. Он елозил по мне вверх-вниз, вжимаясь между бедер. Он что, собирается меня трахнуть?!

Паника набросилась на меня сворой диких собак. Я хотела закричать, но перехватило горло.

— Нет… не надо! — Заскулила я тихонько.

Одно дело мои фантазии, но в реальности он вовсе не такой нежный! Он не собирается трепетно трогать мои соски, его член… там, сзади, и я боюсь!

Это было всего один раз!

Пусть он уйдет!

— Чего не надо?! — Издевательский голос обдал меня запахом алкоголя. — Не ты ли писала некоему Жеребцу777, что хочешь попробовать как в том ролике, где в девку засовывают гигантский хуй? Или ты только с жеребцами такое готова?!

Я задергалась, стараясь вырваться из-под него, но от этого эрекция становилась лишь сильнее.

— Нет, дядя Андрей, отпустите! Отпусти, мудак, урод! Ну пожалуйста, я не хотела… Мама! Мамочка! Не надо! Прошу вас! Нахуй пошел, урод, насильник, пидор волосатый! ААааааааа!

Я уже не разбирала слов, захлебываясь воем от ужаса, горя и отчаяния.

Молотила руками по кровати, пыталась скинуть с себя его тело, беспорядочно дергалась и не знала, куда деваться.

Но вдруг все кончилось.

Тяжелое тело отпустило меня, только жесткие как клещи пальцы сжали запястье и вздернули меня на ноги, а тычок в спину придал ускорения в сторону двери.

— Пошла. Вон. Отсюда. Я тебя, дрянь, еще воспитаю приличной девушкой, чтобы своим блядством не позорила память моего брата.

То, что она будила во мне, нельзя было выпускать на волю.

Моя похоть и моя ярость обычно существовали отдельно друг от друга. Мне нравилось трахать баб, приковав их наручниками, нравилось ебать их так, чтобы они повизгивали и поскуливали, не обращать внимания на их удовольствие. Нравилось засовывать им хуй попеременно то в жопу, то в рот, нравилось долбить так, что они стучались башкой о стену.

И мне нравилось уничтожать все, до чего дотянется моя бита. Превращать в хлам дорогие тачки, нравились осыпающиеся стекла заброшенных домов. Даже когда я крушил собственное жилище, я испытывал удовольствие.

И там, и там я выпускал наружу своих истинных зверей внутри и давал им волю. Они жрали от души. Потом мне пришлось остепениться. Негоже улыбчивому стоматологу по вечерам, как оборотню, выходить на улицы и громить чужие тачки. Надо было с этим что-то делать.