Настоятельница была не одна в своём убранном коврами покое: принимала богатую гостью. Владелица пахотных угодий, конских табунов, множества верблюдов, коров и овец нередко посещала храм, вселяя в сердце хозяйки надежду, что рано или поздно его имущество изрядно увеличится. Нынешний визит имел отношение к Акеми, перед которой мягко распахнулась дверь палисандрового дерева.
Девушка поклонилась от порога и приблизилась к матери-жрице, восседавшей за столиком в виде сундука, искусно отделанного слоновой костью. На хозяйке поверх жёлтого платья было просторное покрывало жарко-пурпурного виссона, головной убор того же цвета скрывал лоб. Она выставила крепкий подбородок, встречая воспитанницу цепким и настойчиво благосклонным взглядом. Справа от настоятельницы сидела на диване видная женщина в белоснежном бурнусе; она находилась в расцвете той красоты, которая обещала, что он будет длиться и длиться. Акеми ранее видела эту госпожу лишь издали. Та приветливо улыбнулась девушке, тогда как жрица-мать произнесла:
— Если голос разума спрашивает тебя, не лучше ли задержаться у нас, оставь торопливость.
Акеми побледнела от одного представления, что жизнь на свободе может открыться перед ней не сегодня.
— Моя благодарность безмерна, о мама! Мне тяжело расстаться с вами, но я решила ехать! — горячо и твёрдо отвечала юница.
В чертах хозяйки чуть заметно выразилось недовольство — тут же заговорила гостья:
— Я буду, о мама, напоминать ей о вашем напутствии, о живом учении, которое обязано вам глубиной и цельностью… она не забудет храм.
Верховная жрица степенно внимала. Затем произнесла:
— Отзывчивая мудрая Виджайя! Ты, конечно, позаботишься, чтобы наша Акеми находила в благочестии радость, не сравнимую ни с какой иной.
Воспитаннице было объяснено, что госпожа согласилась проводить её до дома. На опыте первых шагов подопечной покажут, как приходить к полезным выводам в мире мужской тирании.
— Чему они обязаны своим господством? — перешла на излюбленную тему мать-жрица. — Только телесному органу! Всё сводится к нему, сколько бы мужчины ни затемняли истину, толкуя о каких-то иных своих достоинствах. То, как прославляется отросток, способный отвердевать, говорит само за себя. Я не оскверню уст, называя его на нашем языке, но приведу перлы поэзии, которых удостоилось это орудие мужского самомнения у других племён и народов. Масагеты изобрели для него наименование: Встречающий Улыбку. На урду он зовётся Дарителем Вздохов. Куманы изменили выражение Древко Судьбы, которое пришло к ним от сарматов, и говорят: Стержень Судьбы. И разве только северяне-гипербореи именуют его одним лишь словом, состоящим из трёх букв, которое означает то, что означает.
Мать-жрица остановилась на том, о чём говорила часто и весьма охотно: какую изощрённость порока открывает мужчинам их орган, превращаемый в предмет культа, сколько горького и пагубного несёт он женщинам.
Акеми стояла, опустив веки, терпеливо изображая строгость внимания, и в должный момент услышала самую суть учения, давно затверженную:
— Мужчины стремятся владеть женской плотью, услаждать себя ею: и горе нам, если наша плоть не пребудет служанкой нашего разума! Да прокладывает разум многотрудный путь в неизвестность, украшая его меткими и глубокими умозаключениями, а плоть да уподобится боязливой рабыне, которая идёт только следом и никогда не забегает вперёд.
Наставления продолжились за чаем; дымясь, он наполнил пиалы прекрасного фарфора. Акеми, делая маленькие осторожные глотки, украдкой поглядывала на новоявленную опекуншу — томилась, что будет стеснена и не испытает от первых часов свободы того безбрежного восторга, о каком столько мечтала. Госпожа, видя, что происходит с девушкой, приняла вид рассеянной серьёзности. Будь Акеми старше и имей опыт, она бы уловила, что умное, тонкое и чувственное лицо Виджайи дышит тем прихотливым изяществом, которое связывают с искушённостью.
Акеми захотела быть похожей на опекуншу, когда та, прощаясь с верховной жрицей, вся исполнилась лукавой грациозности. Девушка стояла у террасы и ждала; только что она обошла всех питомиц храма, поклонилась жрицам. Настоятельница мановением руки отпустила Виджайю и подала знак Акеми. Та взбежала по мраморным ступеням, мать-жрица прижала её голову к груди. Во вспышке обессиленного нетерпения видя себя уже в возке, юная дева прошла к нему медленным шагом; лошади повлекли его по пальмовой аллее.
Читать дальше