Игорь Куберский - Америка-Ночки

Энергичный Фрэнк, воспринявший мое уединение как укор в свой адрес, вежливо постучав в дверь, просипел, что едет в свой спортивный клуб поправлять здоровье. Не составлю ли я ему компанию? Праздник жизни продолжался.

Прихватив большие мохнатые полотенца, мы вышли из дома. Уже успело стемнеть – на западе небо еще розовело, а над головой было темно-синим, чистым и пустым. Ни облачка. Я тайком оглянулся, вычисляя дом Бесси, но все они были почти одинаковы. Фрэнк с любовью похлопал по капоту свою машину, мы забрались в кабину, вырулили на трассу и помчались среди машин, вечерних огней и дорожных светофоров. На тротуарах – никого: на своих двоих здесь мог оказаться только бедняк. В сгущающейся темноте, подсвеченной огнями всех цветов радуги, мы въехали на автостоянку под спортклубом и припарковались рядом с приземистой хищного вида черной спортивной машиной с большими колесами и гоночными обводами. «Корвет», – прочел я.

– Дорогая штучка, – перехватив мой взгляд, комментировал Фрэнк. – Сто пятьдесят тысяч долларов.

– Я читал, что американцы считают глупостью покупать машину дороже 50 тысяч.

– Если есть деньги, то глупо не покупать то, что тебе нравится, – возразил Фрэнк.

Мы захлопнули дверцы и пошли из гаража. Тут и там подъезжали и парковались машины. Из них выходили молодые люди в спортивных костюмах. Трудовой день окончен – пора и размять затекшие члены. На лице каждого было написано чувство собственного достоинства. Казалось, передо мной проходит самый цвет американской нации, ее гордость и завтрашний день. Молодость здесь обладала всем и сразу. Не надо было вкалывать всю жизнь, чтобы наконец упаковаться. Ты входил в этот мир уже упакованным, а потом только набирал обороты – менял работу на работу, машину на машину, дом на дом... Господи, я опоздал сюда по крайней мере на двадцать лет.

Стеклянный двухэтажный куб спортивного клуба, весь во флагах, вымпелах и огнях, впускал в себя молодую элиту. Не успел я пройти вслед за Фрэнком турникет, как передо мной вырос атлетического сложения молодой человек – смотрел он на меня вопросительно, но дружелюбно.

– Это мой русский друг, – сказал ему Фрэнк, доставая из кармана пропуск. – Я звонил, предупреждал.

– А, русский, – осклабился атлет и сделал шаг в сторону, приглашая проходить.

В раздевалке было полно молодых мужественных людей – воинов американского прогресса. Щелкали, открываясь и закрываясь шкафчики, из душевых выходили мокроволосые атлеты, растирая свои тренированные тела. Каждый гордился собой.

– Вот наш шкафчик, – сказал Фрэнк. – Сложи одежду, а ключ я возьму с собой. Чтобы ничего не пропало.

Странно было думать, что здесь что-то может пропасть.

– Я буду в парилке, – махнул рукой Фрэнк в неопределенном направлении. – Буду дышать паром. Сначала мокрым, потом сухим. Заглядывай. А вообще тут тренажеры, бассейн, джакузи, беговая дорожка – выбирай что хочешь...

И он исчез.

Он явно переоценил мою цивилизованность – сделав несколько самостоятельных шагов, я растерялся. Я никогда не был в таких клубах, я никогда не был новым русским, и почувствовал себя, как мышонок, случайно выскочивший на середину освещенной кафельной кухни. В одних плавках с огромным полотенцем на плече, я мучительно соображал, с чего начать, чтобы выглядеть как все и не привлекать внимания. Начать, видимо, следовало с душевой. Душ был управляемый – пучком струй можно было распоряжаться по своему усмотрению. Розовый шампунь для головы, голубой для тела. Или наоборот. У каждого свой запах. Все познается в сравнении. Последнее, с чем можно было сравнивать, – это ванная Патриции.

Благоухающий, пьяный от чистоты, я, пошатываясь, вышел из душа и осторожно двинулся дальше. Вокруг были стеклянные стены, со стеклянными же дверьми, однако на многих было написано, что ими можно пользоваться лишь в крайней случае, а я не был уверен, что такой случай наступил. Так и не найдя легального прохода в бассейн, я бочком протиснулся в запасную дверь, поддавшуюся с неохотой и явным осуждением, и оказался над мерцающей водной гладью. Три японца задумчиво меряли его вдоль и поперек, как бы выполняя внутреннее задание. Один из них без выражения посмотрел на мои ноги в кроссовках. Я тоже посмотрел и понял, что должен быть в шлепанцах. Меня обдало жаром и я попятился, не дожидаясь, пока выставят отсюда за нарушение порядка. Однако в обратном направлении моя дверь не открылась и я двинулся вдоль стены, напустив на себя задумчивости и рассеянности не отошедшего от дел интеллектуала. Вещь в себе. Однако во мне не было ничего, кроме паники. Где Фрэнк, что же он мне ничего не объяснил? Еще немного – и за мной явятся с наручниками, арестуют и увезут.