Игорь Куберский - Массажист

Нет, на такие глупости был бы способен лишь понятный мне, антропоморфный Бог, реальный же Творец должен был иметь внечеловеческое начало, природа его была непознаваема, да и едва ли она имела к нему хоть какое-то отношение. Что-то другое было над нами и нами же придуманным Богом – некие силы, которые и правили космический бал.

Вначале было Слово, говорит Священное писание, и все вроде с этим согласны, хотя мне лично кажется, что там написано: вначале была воля. Слово же было лишь морфологической формой воли, звуковым ее знаком. А если еще глубже, то Намерение-План-Воля – вот что на самом деле стояло вначале. Да, именно намерение, а то, что в Писании говорится про дух, носящийся над темной водой, следует понимать, как период исканий и сомнений Высшего разума, разрабатывающего план действий, чтобы потом волевым путем претворить его в жизнь. Все это было, конечно же, не недельным актом, а довольно долгим континуумом творческого горения, когда одно за другим просматривались и примерялись самые разные схемы и чертежи. Человек рождается в муках – в муках рождался и план. Гармония – это преодоление хаоса. Конструктивное – это преодоление инертного, и тут требуется энергия: часть ее уходит на то, чтобы сдвинуться с места, а оставшаяся часть, вырвавшись наконец в стихию света, усиливается, замыкаясь на мировую энергию, которая подпитывает все, что есть осмысленная форма. Мировая энергия, содержащая волевой импульс, и является морфологическим признаком Творца. Однако его первопричина от меня ускользает и, поняв, что это мне не по уму, я могу лишь повторить хорошо известное: «Все действительное разумно, все разумное действительно». Но я-то сам этому, пожалуй, не верю. Только и ясно мне, что над нами как бы два бога – как солнце и луна. Один бог давно ни за что не отвечает – он все это запустил, нажав кнопку, и считает на том свою миссию оконченной, другой же бог – это тот, которому мы препоручили свою ответственность перед самими собой и дали в руку плетку под названием карма, чтобы рано или поздно под ее ударами мы научились различать добро и зло.

Так было ли вначале слово? И кому оно могло быть сказано, когда еще не было ничего и никого вокруг? Ведь слово – это общение. Да и на каком языке оно прозвучало?

В ту пору я начал заниматься раджа-йогой, расширением собственного сознания и пристально наблюдал за собой. Биологи, физиологи утверждают, что клетки нашего организма каждые семь лет коренным образом обновляются. Это ли не шанс выбрать другую ментальную и поведенческую модель? Я следил за собой и уже кое-что знал о тайнах нашего внутреннего бытия на уровне обмена веществ, глубже – на уровне работы клеток, наших мембранных структур, на химическом уровне нашего предсознания, закладываемого в перинатальный период. В группе только я был бывшим спортсменом, остальные ее участники в основном представляли медицинскую и художественную среды, и были, как правило, не очень успешными в своей практической деятельности, а зачастую и в семье, потому, видимо, и стремились к другому знанию, к другим возможностям. Здесь тоже была своего рода религия, только мы не ходили в церковь, не крестились и не били поклоны, не молились и не ставили свечек – но эта наша подпольная религия тоже обещала нам свет и душевный покой при выполнении определенных условий. Быть всегда светлым и радостным, а, значит, здоровым, отключиться от суетного, мелкого, перестать служить страстям, а все страсти, как выяснилось, имели низменное начало, – вот что обещали нам ежедневные позы-асаны и дыхательные упражнения. Могу подтвердить – все это работало.

И, удивительное дело, чем больше я отрешался от низменного, корыстного, служившего лишь моим низшим чакрам, тем больше симпатии, не скажу – любви, я начинал испытывать к людям. Симпатии и сочувствия. И вместе с ростом этих чувств изменялось и мое восприятие людей. Или это само время стало стремительно меняться и, перемешивая социальный состав, выдвигать на авансцену других людей, другой психофизический тип? Так или иначе, но красивых в моем представлении людей становилось все больше и больше. И я не заметил, как впал в другую крайность, – люди стали казаться мне прекрасными, вид обнаженного тела стал вызывать у меня восторг, и я с умилением смотрел на плоть, на все эти аккуратно подобранные друг к дружке косточки, которые вместе с внутренними органами, мышечными тканями и эпителием кожи образовывали это столь необыкновенное произведение под названием человеческое тело. Меня восхищали ступни, икры, бедра, вид ягодиц вызывал у меня творческий экстаз, который не имел ничего общего с похотью. А о женской груди я уже и не говорю... Она в смысле красоты и гармонии являлась для меня одним из высших проявлений мировой эстетики, по лекалам которой, видимо, творилась и творится земная жизнь.