Игорь Куберский - Массажист

Интересно, что когда я брал в библиотеке, куда наконец записался, этот четвертый том из пятнадцатитомного собрания сочинений Стендаля, я не обратил особого внимания на Людмилу. Может, потому, что был не один. После сдачи дежурства многие, свободные до ужина, предпочитали казарме читальный зал... Я запомнил скорее даже не ее, а темный бант на гладко зачесанных назад волосах – довольно странный образ, смесь чопорной учительницы с наивной гимназисткой и опытной куртизанкой.

Теперь я разглядел ее подробней – и сразу что-то почувствовал, какое-то тепло, исходящее от нее. Бант оказался в клеточку, точно из такого же материала, называемого шотландкой, как и ее строгое платье, сшитое по фигуре, так что нельзя было не отметить более чем явную выпуклость груди и красивый переход от узкой перепоясанной талии к крутым, в меру широким бедрам. Впрочем, ее бант в моей не обремененной тогда знаниями голове ассоциировался разве что с образом Мальвины из сказки про Буратино, той самой, что взялась его учить уж не помню чему – то ли уму разуму, то ли хорошим манерам, и таким образом, еще ничего не зная, что будет дальше и будет ли вообще, я подсознательно с самого начала и стал учеником Людмилы. По ее вольному выбору...

Когда я сдавал томик Стендаля, она профессиональным жестом библиотекаря пропустив на просмотр перед глазами веер страниц, вдруг остановила их шелестящий бег и повернувшись ко мне, показала страницу, пойманную большим пальцем правой руки:

– А это что такое?

Вся страница была в моих карандашных метках.

– Простите, – покраснев как вареный рак, сказал я, – забыл стереть. У вас не найдется резинки?

Я протянул руку к книге, но Людмила слегка отклонилась, загораживая книгу плечом и стала вслух читать – с тем выражением, с каким читают чужое письмо, чужое признание, желая вывести на чистую воду... Читала она лишь то, что я, глупый солдат первого года службы, подчеркнул мягким карандашом: «Нам доставляет удовольствие украшать тысячами совершенств женщину, в любви которой мы уверены»...

Я сделал попытку взять книгу, но Людмила, продемонстрировав хорошую реакцию, еще раз отклонилась, загораживаясь плечом – это было уже похоже на игру – и продолжала:

«В соляных копях Зальцбурга, в заброшенные глубины этих копей кидают ветку дерева, оголившуюся за зиму; два или три месяца спустя ее извлекают оттуда, покрытую блестящими кристаллами... – Людмила улыбчиво и поощрительно посмотрела на меня, словно извиняясь за свое бесцеремонное женское любопытство, и снова уткнулась в книгу. – То, что я называю кристаллизацией, есть особая деятельность ума, которая из всего, с чем он сталкивается, извлекает открытие, что любимый предмет обладает новыми совершенствами...»

В голосе, которым она это читала, под неявной насмешкой скрывался явный ко мне интерес, будто это я сам написал, или будто я что-то из себя представлял и помимо Стендаля. Замолчав, она повернулась ко мне – я же так и стоял с протянутой к ней, точнее, к книге, рукой, настаивая на предложении стереть свои пометки.

– Тут и в самом деле много интересного, – сказала она, – я сама сотру, как прочту. Вы мне открыли Стендаля с новой стороны. Я кроме «Красного и черного» ничего и не читала. Я взяла себе за правило читать по одной книге каждого классика. А книг столько, что жизни не хватит...

Теперь она чуть ли не оправдывалась передо мной, отчего сделалась вдруг такой близкой, что я глянул прямо в ее глаза, которые, впрочем, она тут же отвела, напустив на себя официальный вид:

– Ваши имя, фамилия? Вы формуляр уже заполняли?

Когда я назвал свою роту, авторучка в ее руке замерла на миг.

– Значит, вы у капитана Черных, – строго посмотрела она на меня. – Между прочим, это мой муж.

– Здорово! – сфальшивил я, огорчившись сам не зная почему.

Так мы и познакомились.

Когда я шел к выходу, я чувствовал, что она смотрит мне вслед.

Женщин у нас в части было немного – разве что в канцелярии штаба да в медпункте. Доступной же для нормального общения была только она, Людмила, и раз в неделю я стал забегать в библиотеку. Роман «Красное и черное» Стендаля, который в тот раз она мне рекомендовала, показался мне слишком длинным и старомодным. Людмила живо меня выслушала, будто мое мнение было для нее важно, и хотя не согласилась с ним, но и не стала спорить и предложила мне «Госпожу Бовари» Флобера.

– Опять про любовь? – не без иронии спросил я, будто тема эта мало меня интересовала.