Кончаю... страшно перечесть! (Что осталось за кадром).

Когда его ладони встретились в районе пупка, они продолжили свое эротическое путешествие вверх. Наконец смелые путешественники достигли горных высот. В его ладонях лежало по плоду, нежно подрагивающему в такт участившемуся дыханию. Пальцы непроизвольно сжались несколько раз.

Ласкающие руки двинулись по очертаниям ее тела.

Концерт эротического танца прошел по всему позвоночнику Селины.

Джек опять прислонил ее голову к своему плечу, лаская ее улыбающимся ртом.

— Ты такая красивая, — проговорил он хрипло и стал теребить большими пальцами ее уже разболевшиеся сосцы.

Она обвила руками его шею и приняла активное участие в происходящем.

Влажный пульсирующий холмик между ее ног уже давно вел свою жизнь.

Селина стенала, больше не напрягая мозг.

Она впилась взором в его элегантную, полную прелести мужскую симметрию.

Она знала теорию, но реальность отличалась от того, что рисовало ей воображение девственницы. Реальность оказалась больше. И тверже. И обладала собственными желаниями. У нее закружилась голова при мысли о том, в каком месте эта реальность сегодня с неотвратимостью окажется в конце концов.

Джек обхватил ее ягодицы и глубоко вонзился в нее, заполняя все одинокие уголки, пустовавшие слишком долго.

«Какая жалость, эх, ну какая жалость, что она не успела вовремя вернуться домой и вздрючить колготки!»

Она закрыла глаза, он тоже. Взор его затуманился, и голова чуть-чуть закружилась. А потом, словно по волшебному велению, глаза их закрылись, и они дружно вздохнули.

Ей хотелось умереть, но вместо этого она уснула.

Позади сверкает залив, как лохань с зелеными блестками.

Джейк вздрогнул, услышав стрекотание кузнечиков, донесшееся от реки.

— А костер разжигать ты не собираешься? — проворчала Грейс. Джейк вспыхнул.

Когда она говорила, ее губы изгибались тысячью всевозможными способами.

Грейс почувствовала, что ее соски набухли. Это новый шаг в их отношениях.

Она немного отлежала щеки, но в остальном все хорошо.

Увидев желание на ее лице, он откликнулся соответствующей частью своей натуры.

В глазах горело пугающее знание цели.

Если он в нее войдет, то войдет и в сердце, и тогда она будет любить его вечно и безнадежно.

Он вошел в нее, чудесным образом заполнив ее целиком.

Прикосновения его волосатых ног к ее ногам вызывали в Грейс дрожь восхищения.

— Простите меня, — сказал он так напряженно, как будто удерживал несущуюся лошадь.

Хоть и пьяный, а все равно такая лапочка! — подумала она.

В течение последней недели Кэсси появлялась с гудением, какое бывает у молниеносно пролетающего москита.

Она всю неделю волновалась о предстоящей выставке. Наука была ее страстью, с тех пор как бывшая соседка, которая когда-то работала профессором, вызвала у нее интерес к Солнечной системе.

В легком шифоновом жакете и широких брюках она выглядела разряженной в пух и прах, но в феврале Нью-Йорк беспощаден к обнаженной плоти.

В зал вошел мужчина размером с маленькую секвойю. Кэсси едва не открыла рот.

Голубые глаза двигались по ее лицу.

Он нарушил безмолвие.

Его голос опустился до постельных тонов:

— Мои мужские органы в рабочем состоянии.

Кэсси не разбиралась в поступках людей, она была интеллектуалкой.

Она остолбенела, и он сильной рукой поддержал ее.

В таком шуме Кэсси не заметила стула, стоящего в углу.