Эдуард Лимонов - Девочка-зверь

Мне кажется, они были абсолютно счастливы в постели. И вне постели они были счастливы. Не все же должны бежать за "успехом", не все же настолько отчаявшиеся и неудачливые в постелях и жизни тела, что выгнаны за пишущие машинки или в правительства и управление войсками .День за днем наблюдая их почти животную жизнь, я пришел к выводу, что это я- неудачник, а они счастливые жители земли. Они жили, слонялись по квартире, вступали в легкие как сон беседы, опухали от (он от алкоголя, она - от марихуаны) иногда (целая история всякий раз) старательно и чопорно собирались и ездили в гости, удалялись вдруг на часы в свою часть квартиры, где спаривались очевидно, а я служил делу, хотел признания ненавидимого мной общества (и хочу),и стучал, стучал, стучал бил по литерам машинки мамы Анатолия, до этого очевидно почти не употреблявшейся девственной машинки.

О, у них тоже были порывы к бессмысленной деятельности, о, они тоже хотели вдруг быть похожими на меня. Однажды я целое утро слышал отдаленное эхо своей машинки, и, наконец, поняв, что это не эхо, обнаружил Джоан в ее просторном немыслимо кабине за устрашающих размеров письменным столом. Придвинув к столь же внушительной, как и стол, пишущей машинке (электрической, основательной, как у всех почтинепишущих) очевидно для элегичности, для настроения, белые осенние астры в горшке, Джоан печатала свой роман...-Я еще не курила сегодня, Эдвард, приветствовала она меня он от машинки ясной и светлой улыбкой женщины с крылышками." Я как ты. ..Я хочу быть такой как ты. ".Я теперь буду работать каждый день..." Увы,к вечеру она так устала от непривычных трудов, что опять курила с Анатолием марихуану, расхаживая по кухне и прихожей...На следующее утро я уже не услышал эха своей машинки в ее кабинете. Я думаю, она невинно забыла о решении круто изменить свою жизнь...

Анатолия я порой заставал за непонятной работой как бы восстановления его собственной картины висящей на стене ливинг-рум. Ливинг-рум тоже была слоновьих размеров, как и все в доме. Держа в зубах джойнт,в джинсах свалившихся с пояса на бедра, в носках (Анатолий не любил обувь и даже в ноябре все еще ходил в сандалетах на странно маленьких ступнях), Анатолий кисточкой подправлял что-то на картине, прибитой на стену гвоздями. Время от времени он отходил от картины и любовался ею, или напротив, может быть, осуждал свою картину. Стерео волнами испускало из себя "Райдинг он зэ сторм" -пел Джим Моррисон и группа "Дорс", его любимая группа. Вкус у него с в музыке может быть слишком популярный, совпадающий со вкусами еще миллионов любителей, но неплохой. После таких сеансов я однако, как ни старался, не мог обнаружить на картине сколько-нибудь заметных изменений. Может быть, он махал кистью в воздухе, но нет краски он явно употреблял, и мочил их, да.

Я взял у Джоан книгу стихов, вышедшую десять лет назад и прочел ее стихи. Стихи были путанные, но очевидно она не всегда была женщиной с джойнтом в руках и как бы приклеенной к крупным семитским губам улыбкой, углубленная постоянно в свою видимо только ей заставляющую ее улыбаться, мечту. За двухмесячное пребывание в ее квартире я не разу не видел ее неулыбающейся .И Анатолий улыбался.

Квартира продавалась. По меньшей мере три агента по недвижимости каждый день приводили в квартиру предполагаемых покупателей, всегда скушного вида благообразных мужчин и женщин среднего возраста. Мою каморку служанки показывали после кухни и перед стенным шкафом. Я первое время вставал со стула, чтобы поприветствовать возможных покупателей, позднее только поворачивал голову и говорил "Хэлло!" "Эдвард - писатель" - улыбаясь, поясняла Джоан, и серые господа приветливо улыбались. Ни мне не было никакого дела до их скушной размеренной жизни ни им не бы кого дела до моей скушной размеренной жизни и ярости моих страниц...Квартира находилась в процессе продажи, но не продавалась. Я вовсе не уверен, что она продалась к сегодняшнему дню, хотя в мое последнее пребывание в Нью Йорке Джоан уверяла меня, что завтра подписывает контракт. Квартиру в солидном доме на Вест-Энд Авеню следовало продать по постановлению суда, и деньги, полученные от продажи, Джоан должна была разделить с бывшим мужем, к которому ушла дочка-вундеркинд. Однако тот же скептически-иронический Бог в халате и пол полизстеровом костюме ласково оберегал Джоан от каких-либо событий, и посему все мы спокойненько жили, продавая квартиру. Кто знает, может быть в таком состоянии полагалось жить лет десять?