Эдуард Лимонов - Девочка-зверь

В дополнение к основным двум постелям мне случалось спать: во внутренностях фермы в Нормандии, на кушетке рыбачьего домика в Бретани, на студии на крыше министерства внутренних дел в Мюнхене, в трехкомнатной квартире для наезжающих профессоров в Стенфорде (Соед. Штаты), в деревянном доме в Итаке, штат Нью-Йорк, в сарае, полном мышей, в штате Коннектикут, в квартире на 101-й Стрит и Бродвее, на 93-й и Бродвее, в отеле "Меридиан" в Ницце, в венецианском отеле "Конкордия"... Я считаю разумным остановиться здесь, ибо перечень грозит затянуться.

Лишь в 1985 году я приобрел мою первую французскую кровать, точнее два французских матраса. Не намеренно, но случайно. Для того чтобы перебраться в квартиру в 15-м appодисманте, я вынужден был купить за 10 тысяч франков мебель. Матрасы входили в "мебель". Женщина, продавшая мне матрасы, в тот же день вылетела в Канаду. И через сутки былa арестована американской полицией на границе Соединенных Штатов. Судима и посажена в тюрьму. Сидит. Не за то. что npодала мне мебель, но за продажу другим "драгс". Я до сих пор сплю на одном из "ее" матрасов. В нем образовалась слабо выраженная ямка.

Всякому хочется знать, каким будет его последнее ложе. Парижские ли плиты, воды ли Ганга, красного дерева богатая постель? Мне тоже хочется знать. В сентябре 1987 года мне проломили голову в баре. Очнувшись я обнаружил , что лежу на спине на холодной кушетке, покрытой клеенкой, и некто с голыми по локоть руками, с ореолом света над ним, копается у меня в голове. Я подумал было, что это Бог, но он заговорил по-французски и я понял, что это доктор.

(Продолжение следует. Когда-нибудь).

ПАРИЖ , - 1981

Он обедал со стариком. Ему было очень не по себе в моменты, когда ему приходилось смотреть прямо в серо-бурое, пообносившееся лицо старика, и потому он был счастлив, когда в "Ла Куполь" метр-д-отель посадил их не напротив, но рядом.

Старик жил в Париже с 1934 года" но не сделался ни Сартром, ни Камю, которых он часто упоминал, он был просто старое человеческое животное, зарабатывающее на жизнь подённым журнализмом. Неудачник.

Ему, обедающее со стариком было 38 лет, шел второй год его пребывания в Париже, он только что выпустил здесь вторую книгу, и кажется имел все основания на то, чтобы считать себя восходящей звездой. Однако, прислушиваясь к мерной, монотонной болтовне старика на полузабытом языке, он иногда с опаской опять взглядывая в месиво его лица, думал что не дай Бог так вот заканчивать жизнь. "Мне это не грозит, убеждал себя он, я - другой, я буду и Сартром и Камю, хотя я здесь и иностранец. Я не стану поденным журналистом."

"А вдруг нет ? " - донеслось до него из глубочайших недр его, оттуда, где прятался неуверенный отрок, в свое время на школьных балах так и не решавшийся подойти к светловолосой принцессе, которая ему до смерти нравилась. "А вдруг нет ? Вдруг я не смогу опять совершить самого главного, того движения, того короткого пути по школьному паркету, когда все смотрят, и очень стыдно, и очень страшно, вдруг так и простою весь бал в углу, у стены ?"...

В Ла Куполь шумела и плескалась бессмысленная жизнь, как она плескалась до этого уже с пол-столетия. В добавление к обычной, богатой и сытой "богеме", к дантистам, интеллектуалам и хорошооплачиваемым служащим больших промышленных корпораций, по меньшей мере две компании моделей и фотографов оказались сегодня вблизи столика, за который метр-д-отель посадил старика и медленно восходящую звезду-писателя. Время от времени юные пезды на длинных ногах, поколыхивая телами проходили мимо в туалет, освежить краску на губах и мочеиспуститься, и писатель, отвлекаясь от старческих историй, завистливо посматривал вслед каждой пизде. Еще позавчера он сам настоял на том, чтобы жившая в его квартире, спавшая с ним в одной постели такая же безмозглая двадцатилетняя пизда-модель выселилась немедленно, но вот уже наслаждался видом вихляющихся бедер и колыхающихся волос и оголенных ног...

Старик больше не смотрел на женское мясо. Хуй очевидно у него уже не стоял. Взамен старик с жаром говорил о том, что он убежденный антикоммунист (двадцать лет уже он три раза в неделю писал скрипты для антисоветской радиостанции, финансируемой американцами, его антисоветизм приносил ему ощутимый доход) вообще о жизни своей, о женах своих, о своем двадцативосьмилетнем сыне и отце своем... О том, как меняются галстуки и вообще наряды каждые пять или десять лет и что у него уже целый чемодан галстуков, которые устарели, и что у него скопилась масса пиджаков, которые тоже устарели... Еще старик говорил о России, о русском человеке, о русской истории. "Скажите мне честно, есть ли по вашему мнению антисемитизм в России?" -спросил он, наконец, писателя...