Эдуард Лимонов - Коньяк Наполеон

Он был небольшой. Красный флаг развевался рядом с трубой. На флаге я обнаружил Серп и Молот. Множество сложных антенн различной формы окружали флаг.

Из двери под трубой вышел матрос в темном комбинезоне и резиновых сапогах. Взглянул на меня. Я поднял руку и помахал ему. Он спокойно ответил мне тем же и, подняв с палубы шланг, стал поливать палубу. На меня он больше не взглянул. Что ему до нью-йор-кского бродяги в грязном плаще до пят. Он себе мыл палубу на своей советской территории. Сами советские так спрятались или их спря-тали хозяева? Для сухогрузного торгового судна корабль был слишком мал. И у любого корабля должно быть название. Обыкновенно оно написано на теле корабля ближе к носовой части. На обоих бортах. У этого же почему-то был выписан номер "G - 16". На палубе появился второй матрос.

За собой я услышал звук останавливающегося автомобиля. Я обер-нулся. Из автомобиля выпрямлялся в полный рост тип в сером костю-ме. Второй был виден за рулем. Выпрямившись, серый пошел на меня. Он был коротко острижен, спортивен, не различая еще его лица, лишь общий пружинистый силуэт, я подумал что это или полицейский в гражданском или тип из FBI*.

* ФБР (Федеральное Бюро Расследований США).

- Looking for troubles? - Сказал тип, улыбаясь. Блондинистый еж с сединой, нейлоновая рубашка, темно-серый галстук. И неожиданно - акцент. Не канадский или, скажем, южных штатов, что было бы объяснимо, но иностранный. Твердый. Знакомый.

- Вы русский, да? - Спросил я по-русски.

Он этого не ожидал. Будь я прилично одет, он наверняка так не удивился бы, связал бы меня тотчас с эмиграцией в Америку. Но перед ним стоял манхэттанский бродяга, заросший лохмами, пада-ющими на очки (одно стекло расколото), и в плащике, он был шедевр в своем роде, этот плащик цвета асфальта в мазутных пятнах... И баш-маки, растоптанные, грубые, вроде ван-гоговских... Один шанс против десяти миллионов найти под такой личиной человека своего племени в пол-глобусе расстояния до ближайшей границе Союза Советских. Он даже побледнел.

- А что вы тут делаете? - спросил он растерянно. Он уже жалел, я думаю, о своей развязности, о том, что задел меня первым.

- Захотел посмотреть на советский корабль. Моя подруга проезжа-ла и увидела. Флаг с highway отлично видать. А что, нельзя посмотреть?

- Можно. Как вы здесь любите говорить, вы в свободной стране. Смотрите сколько угодно. А Вы почему... русский?

- Бывший, - сказал я.

- Ну, - он расстегнул пиджак и чуть подтянул брюки, - русским вы навсегда и останетесь. Можно сменить местожительства, но кровь-то все та же. Вы что, еврейский русский или русский русский.

- Русский русский украинец, - сказал я, следуя его стилю.

Он улыбнулся.

- А я капитан этой посудины. - Он указал на корабль. - Вот в госпиталь ездил. У меня матрос свалился с желудком. Операция пот-ребовалась. Пришлось просить аварийного захода в порт. Видите, куда ваша власть определила нас на стоянку.

- У меня с ними отношения сложные, - сказал я. - Я тут три

года, а документы не дают. В FBI в феврале вызывали. Так что и наша, и ваша власть, но все не моя.

- Очевидно, плохо себя ведете. - Он засмеялся. - Я сразу увидел, что Вы looking for troubles.

Оставшийся за рулем тип между тем загнал автомобиль на троту-ар, плотно к перилам.

- Это мой американский друг, - пояснил капитан, проследив за моим взглядом. - Приехал из Бостона специально, чтобы повидаться со мной.

- А почему у вашего корабля нет имени, капитан?

- Поскольку мы научно-исследовательское судно. Геодезическое. Нас какое-то количество рассыпано по всем широтам, потому нам, выполняющим одну задачу, имен не дают, но номера.

- Как шпионам.

- Да-да, именно за шпионов нас всегда и принимают, - радостно согласился он. Его американец рылся в багажнике автомобиля.

Матрос внизу продолжал мыть палубу. Пара чаек кричала в свет-лом осеннем небе.

- Скажите, а почему Вы в таком, - он замялся, - виде?

- В классовом капиталистическом обществе, - начал я нарочито учительским тоном, - нескольким процентам населения принад-лежит большая часть национального богатства, а нижний слой обще-ства влачит жалкое существование. Вспомните положение русских рабочих до Великой Октябрьской.

- Я серьезно, - сказал он, - мне интересно. У Вас что, нет денег на одежду? Кстати, меня зовут Дмитрий. Дмитрий Строков. А вас?

- Эдуард Савенко.

- Чем вы занимаетесь, Эдуард?

- Безработный.

- Шутите?

Я разозлился. Мне всегда было ясно, что они там на самом деле их любят. То есть советские втайне обожают американцев. Особенно тех-нари-ученые вроде него, капитана, инженеры и академики. За технический прогресс, за небоскребы, компьютеры, длинные авто-мобили и 27 каналов телевидения. Что касается меня, то, не будучи ни технарем, ни ученым, я видел в Masters of the Univers* аррогантную и жестокую нацию бывших бедняков, вампирами сосущих небо и зем-лю. Оптимистично-скалозубые, они верят в прогресс, как германцы накануне войны, только нацисты не были ханжами.