неизвестен Автор - Подростки

- Ничего, пошли домой.

Он встал, подошел ко мне, осторожно обнял, но теперь мне было не страшно, мы поцеловались, это был совсем не тот поцелуй, что минуту назад. Мы осторожно и тихо вышли из беседки, он слегка обнимал меня за плечи, я вдохнула всей грудью, я почувствовала, что стала чуть-чуть взрослее. Мы подошли к дому, ярко светила полная луна и было немного грустно.

- Так мы увидимся завтра?

- Завтра нет.

- А когда?

- Когда-нибудь, - я решила его немного помучить.

- Ну ладно, до свиданья, - он притянул меня к себе и свободной рукой сжал мою грудь.

- Пусти, ты с ума сошел, - я освободилась от его рук и побежала в подьезд.

Заснула я мгновенно и спала, как убитая. Утром я долго думала, как же быть с дневником, но решила, что буду писать все, как есть, а там видно будет.

Тетрадь Игоря

Мне нравятся короткие платья моих одноклассниц. Если кто не понял, я повторю Мне нравятся короткие платья моих одноклассниц. Я перестаю писать в тетради, когда некоторые девочки выходят к доске, и наша математичка требует, чтоб начинали писать повыше, так как условие задачи велико. Как я благодарен составителям задач, условие которых велико. Ну еще чуть-чуть, ну еще...

Девочка становится на цыпочки, и я, (наверное, не один я) начинаю пожирать глазами открывающуюся картину: короткое платье школьной формы поднимается все выше, обнажая стройные бедра, зимой они обтянуты тонкими чулочками, а сейчас, в май, наши ножки голые, но не известно, что будоражит воображение больше мелькнувшая застежка чулок или нежная голая кожа.

Но учебный год завершен. Отзвенел выпускной звонок, и мы, теперь девятиклассники, отпущены для летних игр и гулянок. Некоторые, правда, покидают школу, и это грустно.

Мать моя решила, (она у меня продавщица, а отец горбатит на заводе) так вот мать решила, что я должен и отдохнуть, и поработать. Она уже с кем-то договорилась, что я еду вожатым в пионерлагерь. Смешно, еще в прошлом году я был там в качестве пионера. А теперь буду вожатым, это, пожалуй будет поинтереснее, а главное, свободы будет побольше.

Зачем я шпарю в эту тетрадь? На выпускном, смех, да и только, Наташка предложила, чтоб мы, шестеро, клюкавших портвейн на чердаке школы, стали вести нечто вроде дневниковых записей, главное, чтоб ничего не утаивать. И все согласились. Для меня в этом нет труда, тем более, что что-то подобное я уже вел, и даже, если не буду писать, то к зиме у меня все равно найдется, что им показать из старых записей.

Вот, к примеру, это из марта этого года. Тогда я дружил с Танечкой, она на год меня моложе. Что входит в дружбу мальчишки пятнадцати лет и девочки в четырнадцать? Если кто думает, что только обсуждение книг и кинофильмов, прогулки при луне и без нее, тихие поцелуйчики, тот сильно ошибается. Танечку я знаю с самого детства, мне было лет шесть, когда нас познакомили. Мне было девять, ей восемь, и мы, помнится, играли в маму-папу. Нас было две пары. Мы с Костей и Танечка со своей одноклассницей. Девочки сами пригласили нас к Танечке в дом. Родителей не было, мы стали бутузится на диване, затем Танечка сказала, что будем играть в маму-папу, и что нужно лечь парами на разные диваны.

Что мы с радостью и сделали. Я до сих пор помню хмельную радость от первых обьятий, помню, что стал целовать ее в щеки, она хихикала, и вдруг сама поцеловала меня в губы. Давайте делать детей, сказала ее одноклассница, давайте, давайте, обрадовалась Танечка, но как, как делать, я совсем не знал, учись, кивнула головой Танечка на соседний диван. Я повернул голову и увидел, что Костя оседлал Танину подружку, и всем телом делает движение, словно скачет на лошадке. Клетчатая юбка девочки сбилась на животе, видны были голые бедра и короткие желтые панталончики.

Я мигом оседлал Танечку, я стал делать также как Костя, и скоро почувствовал как во мне нарастает какое-то неведомое чувство, писюн мой вдруг стал большим и твердым, я елозил по Танечкиному животу, мы были совсем одеты, я видел, с каким радостным интересом она принимает мои движения, я наклонился и поцеловал ее в губы, я продолжал целовать ее, я опустил правую ладонь вниз и, (до сих пор поражаюсь собственной наглости) незаметно ухватил пальцами подол ее тонкого платья и дернул его кверху, обнажив ее живот, туго обтянутый голубыми трусиками.

Я продолжал свой скач, но между нашими телами уже было на одну преграду меньше, и мне было особенно радостно и жутко это осознавать. Но главное, что Танечка, видимо, не почувствовала моей наглой шалости, ибо, когда наши партнеры по папе-маме перестали скакать, ну хватит вам, сказал Костя, и я с великим огорчением оторвался от подружки, я встал, она стала переходить из положения лежа в положение сидя, и вдруг она увидела, что подол ее платья смят на линии талии. Судорожным рывком она одернула платье, и лицо ее вдруг вспыхнуло густым румянцем. Этот румянец проявлял себя все последующие годы нашей дружбы. Дружили мы долго и по-разному. Теперь, когда мы стали старше мы уже не играем в папу-маму, но если случится сыграть, то неизвестно, чем это все закончится. Наша, с позволения сказать, дружба с Танечкой, ни для кого не тайна, это имеет свои плюсы и минусы. Минус, то что все знают и с другой девушкой водить хороводы сложнее.