Шекия Абдуллаева: 11 интимных вопросов. Секс большого города

…А что, здесь стильно. И респектабельно. Не знаю, как для вас, а для меня обстановка имеет значение. Конечно, главное в клинике — специалисты. Но ведь это не повод пренебрегать антуражем. В общем, мне понравилось. Я бы пришла сюда на консультацию. Впрочем, я это уже и так сделала.

Жду Курпатова. Пью чай из большой зеленой чашки и листаю какой-то очень женский журнал. Не читаю — просто рассматриваю фотографии. Потому что ответы на вопросы, которые интересуют меня и моих подруг, я предпочитаю услышать от настоящего психотерапевта.

Но когда появляется Андрей, я вдруг понимаю, что мне очень хочется отделаться от ощущения, будто я — пациентка, а не друг и соавтор. Ладно, возьму с собой в кабинет зеленую чашку — ведь на приеме у врача не пьют чай, а друзья во время общения могут себе это позволить. И я рассказываю доктору про вчерашний девичник.

— Андрюша, в общем, давай начнем нашу книгу с этих стереотипов. Как с ними бороться? — спрашиваю я и отодвигаю от себя зеленую чашку.

— Ну ладно, со стереотипов так со стереотипов, — кажется, что Курпатов воспринял мою первую тему без энтузиазма. — Прежде всего, нужно заявлять свою позицию, не ожидая, что она будет одобрена. Главное в этом предложении — «не ожидая». Позиция, насколько я понимаю, такая: «Я — женщина, которая не хочет посвящать всю себя семье и браку, а имеет и другие интересы. Вы можете это не принимать, но это так». Спросишь — как на это отреагируют? Отвечу — ты же и не ожидала, что будешь одобрена.

Вот вы, милые дамы, спрашиваете меня, как бороться с общественными стереотипами. Целый девичник по этому поводу собрали. А когда нужно свою позицию сформулировать — в кусты. Ну и как бороться с общественными стереотипами? Общество — это мы, и если тебе не безразлична собственная судьба и судьба людей, которые разделяют твою точку зрения, надо говорить.

И чем больше женщин решатся открыто сказать о том, что они не соответствуют патриархальному стандарту и, главное, не собираются ему соответствовать, тем легче всем нам будет бороться с социальными предрассудками и найти единомышленников. Или это Курпатов должен ходить и говорить: «Женщины не такие, они — другие! И вообще — разные!»? Но я и говорю, хотя, в целом, если меня эти самые женщины не поддержат своими гордыми голосами, то…

А столкновения неизбежны, но важно просто решить для себя — чье мнение ты принимаешь в расчет? Если тебе важно, что думают те, кто с тобой не согласен, это одна история. Тогда сиди в углу и молчи в тряпочку. Но если же тебе важно мнение тех, с кем ты согласна, — тогда говори! Им и тебе это нужно.

Вот я говорю и пишу о том, что личная жизнь людей — это большое дело, и нет маленьких проблем, и нет маленьких людей, что «маленький человек» — это вообще артефакт великой русской литературы. Мы не маленькие! Довольно. Но если бы ты знала, что я слышу в ответ… Ух! «Гоните в шею доктора Курпатова!»

Но, боже мой, какая мне разница?.. Ведь искреннюю поддержку тех, чье мнение я выражаю, ничем не заменишь, и она — дорогого стоит. Знаешь, если хотя бы одному человеку от того, что я это сказал или сделал, станет легче жить на белом свете, это уже огромное дело! А тем более я знаю, что нас не один и не два. И мы больше не хотим жить, извиняясь за то, что нам наша личная жизнь важна сильно, и за то, что мы бы хотели прожить свою единственную жизнь так, как нам того хочется. «Чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы…» В общем, надо, Шекия, мне кажется, говорить… Но я не настаиваю.

Это же исключительно российский феномен: оправдываться из-за того, что у тебя нет мужа или детей. Ни в одной другой цивилизованной стране невозможно себе представить, чтобы кто-то решился задавать подобные вопросы, тем более в таком тоне, как у нас это частенько делается.

Однажды, лет пять тому назад, приехал ко мне журналист знаменитого американского журнала «Time» — расспросить о психологических проблемах, которые волнуют сегодня россиян. Ну, я там рассказываю — то, другое. Про перестройку, про социально-стрессовые расстройства, про кризис дезадаптации, про то, что нет у нас привычки думать о себе, причем правильно думать, потому что раньше, в СССР, не было личного, а только общественное…

Он так смотрит на меня, слушает, записывает. Деликатный. А в конце говорит: «Вы не могли бы перевести мне на русский язык слово privacy?»

Я потом специально в словаре посмотрел — «уединение» и «сохранение в тайне». Такие варианты предлагаются в русском языке. Только вот проблема в том, что обозначает это слово совсем другое. Оно обозначает то, что на русский язык никак не переводится. И именно поэтому он меня об этом спросил. Специально этот вопрос задал, знал, что нет эквивалента. И в этом его вопросе ответ, понимаешь? Поскольку пока мы не знаем, что такое privacy, то в общем глупо нас спрашивать о психическом здоровье. Его нет и не будет. И это даже американцу понятно…