Селия Хаддон - Рыжий бродяга Тоби. Кот, подаривший утешение в самые трудные дни

С каждым днем Ронни слабел все больше. Моя жизнь проходила по строгому расписанию. Раз в неделю я совершала хотя бы одну двухчасовую прогулку, каждый день отдыхала после обеда и каждый месяц на неделю приглашала сиделку с проживанием. В эту неделю я могла больше ходить и гулять, хотя ночные дежурства и в этот период все же оставались на мне.

Я начала худеть. Никогда в жизни мне не удавалось похудеть. Каждый год мой вес увеличивался примерно на сто граммов. Теперь же я стала со страхом вставать на весы. Неужели мой рак вернулся? Или появился другой? Я пыталась настроиться более конструктивно. Я напоминала себе, что рак у меня был неинвазивным, и вероятность его возвращения не превышала двух процентов.

Но страх не уходил. В нем была какая-то суеверная логика. В чем бы я себя ни убеждала, мне по-прежнему казалось, что причиной рака груди стал уход за Ронни, и продолжение этого ухода могло стать причиной другого рака. Возможно, у меня уже развивается рак легких – ведь я сорок лет жила рядом с человеком, который курил трубку.

Пока я ожидала результатов рентгена легких, меня не оставляли мысли о Тоби. В отличие от более разумных и спокойных кошек, я не могла не думать о воображаемом будущем. Тоби продолжал гоняться за Тилли, и приходилось постоянно открывать и закрывать двери, чтобы держать их порознь. Я думала о том, что произойдет, если мне самой придется лечиться от рака и еще присматривать за Ронни. Сложности с кошками были мне совсем не нужны.

Мы, люди, терзаем себя, живя в будущем или в прошлом. Я знала, что нужно жить настоящим, сегодняшним днем, но не могла взять себя в руки. Я постоянно думала о том, что ждет меня в будущем. Я не могла избавиться от мысли, что уход за Ронни убивает меня.

Я жила в воображаемом катастрофическом будущем, вместо того чтобы жить настоящим. Меня терзало ощущение, что я сама загнала себя в эту ловушку. Я любила Ронни, но со мной всегда был страх перед собственной смертью, а не перед его уходом. Этот страх постоянно преследовал меня, словно безмолвный притаившийся хищник. По утрам я просыпалась от страха и с тем же страхом ложилась в постель по ночам.

Я уже подумывала о том, чтобы записаться в группу тех, кто пережил рак, но единственная имевшаяся в нашем районе такая группа собиралась слишком далеко от моего дома. Я не могла совместить поездки на собрания с уходом за Ронни. В нашем Центре Мэгги была подобная группа, она очень помогла мне в то время, когда я боролась с раком груди.

Примерно год назад я могла привозить Ронни в больницу на процедуры, и пока им занимались врачи, выпить чая и поболтать с сестрами в этом центре. Эти посиделки были мне очень полезны. Теперь же Ронни был слишком болен и беспомощен. Во время приездов в больницу я все время должна была находиться рядом с ним – толкать его инвалидное кресло, изучать систему назначений, общаться с врачами.

Я стыдилась своего страха, стыдилась своего гнева. Люди должны заботиться о своих партнерах в старости, не жалуясь на судьбу. У меня не было права роптать на свое положение, а нужно было просто примириться с ним и жить дальше.

Страх и гнев в моей душе смешивались с жалостью к себе – самым мучительным и опасным для меня чувством. Оно часто заставляет бывших алкоголиков вновь браться за бутылку. Если я снова начну пить, то не смогу заботиться о Ронни. Я это точно знала. Пьющие алкоголики – абсолютные эгоисты.

В своем блоге я написала: «Все, чего я хочу, это прожить достаточно долго, чтобы немного отдохнуть и развлечься. Я хочу ходить в оперу, встречаться с друзьями, гулять на закате, когда и где мне захочется. Я хочу выходить из дома, не беспокоясь о том, что ждет меня по возвращении. Я хочу вернуть свою свободу!»

Читая эти слова сегодня, я краснею от стыда. Ронни умирал от рака, а я жаловалась на то, что не могу ходить в оперу.

Наступало самое худшее. Самый страшный момент моей жизни произошел, когда я вышла из себя в общении с беспомощным мужчиной, в которого превратился мой муж. Я всегда была раздражительной, но однажды сорвалась и устроила дикую истерику.

– Как ты думаешь, каково мне сейчас? – кричала я на Ронни. – Я не могу выйти из дома! Я не могу встретиться с подругами! Я не могу сходить в кино!

Когда я успокоилась, меня захлестнуло чувство вины и настоящей ненависти к себе.

– Как ты все это выдержал? – спросила я у Ронни, когда, собравшись с силами, извинилась перед ним за свою выходку.

– Ты всегда была раздражительной, – ответил он. – Я к этому привык.