Алексей Талвир - Анъяр

— Папа, — крикнул он, — я уже поймал двенадцать рыб, и угорь есть. Сумасшедшая рыба, извивается, как змея! Можно, я его Анъяру отдам?

— Это самая вкусная рыба, — ответил отец. — Собаку мы после угостим. Ты слушай, как просыпается лес…

Марат прислушался к пению птиц в утренней тишине.

Совсем недалеко от озера, в чаще, какая-то пичужка радостно звенела: «Пинь-пинь…» — и замолкала, будто прислушивалась к пению других. А лес точно застыл, стало тихо-тихо. Можно было подумать, что деревья боятся спугнуть птиц и потому стоят не шелохнувшись. Вскоре подала голос другая птичка. В поддержку ей пропела что-то третья, прячась в кустах бересклета, а её голос подхватили разные птицы на разные лады. Одни брали высокие, тонкие ноты, другие — низкие, хрипловатые, скрипучие, растянутые.

Пока Марат раза два вытащил из воды удочку, запел весь птичий мир, населяющий этот лесной край, хотя не видно было ни одной птички. На востоке, над горизонтом, занялась заря: зелёно-синие полосы на небе порозовели, а потом быстро потемнели, стали багровыми и чуть погодя рубиновыми.

Торжественный алый свет разливался всё шире и шире. Солнце всходило, и птицы вдруг оборвали своё песнопение. Всё смолкло. Восход солнца птицы и деревья встретили торжественным, глубоким молчанием. Но стоило ему, красному солнышку, показаться над горизонтом, как все птицы запели ещё радостней и быстрее зашелестели деревья.

— На уху хватит! — раздался звонкий голос тёти Шуры.

Марат вздрогнул от неожиданности, так странно прозвучали сейчас будничные человеческие слова.

— Достаточно, — сказал отец, — пора в дорогу, — и стал собирать снасти.

Дядя Василий сказал Марату:

— Отец и тётя Шура всё равно сегодня уезжают в город, а ты поживи-ка со мной. Тебе это полезно будет, видишь, какой ты бледный да худенький. Завтра приедут мои ребята, твои двоюродные братья, они покажут тебе ягодные места и ещё кое-что. Им тут все тропинки известны. Потом я отвезу тебя к дедушке.

Марат взглянул на отца.

— Оставайся, если нравится, — разрешил отец.

Но Анъяр потянул мальчика к машине, и Марат решил пока вернуться к дедушке. Надо же было обрадовать дедушку и бабушку своим уловом.

Отец и тётя Шура недолго погостили в деревне. После знаменитой ухи, которую приготовил сам дедушка, они заспешили в город.

— Ну, до свидания, мы уезжаем в Крым, — сказал отец Марату. — Домой вернёмся только через месяц. Смотри веди себя хорошо. За собакой следи, слушайся дедушку и бабушку.

Он поцеловал сына, а тётя Шура погладила Марата по голове и поцеловала в макушку. Лицо у неё стало грустное. И Марату даже немножко жаль стало расставаться с ней.

Голубая «Волга» запылила по деревенской улице. Вслед за ней бежали ребятишки.

Анъяр быстро привык к жизни в деревне. Он привязался к дедушке с бабушкой. Они тоже полюбили его. И все удивлялись, что городская собака не трогает ни коров, ни овец, ни кур, даже внимания на них не обращает. А ребята прямо не отходили от дома, в котором жил Марат и его учёная собака. Марат давал целые представления, заставляя Анъяра показывать всё, что тот умел делать. Анъяр послушно и охотно прыгал через препятствия, разыскивал спрятанные вещи, шёл по следу, «задерживал нарушителей», «умирал»…

Деревенские ребята все думали, как это раньше можно было обходиться без Анъяра: они играли в разведчиков, и тут Анъяр научил их многому. В лесу Анъяр всех разыскивал и собирал, особенно следил за самыми маленькими. Собака вела себя так, будто ей поручено охранять этих детей. И на речке, если кто-нибудь долго не вылезал из воды и нырял, Анъяр бросался и гнал «тонущего» к берегу. Даже все взрослые в деревне удивлялись Анъяру. Особенно тому, что во двор дедушкиного дома мог войти каждый, но выйти без разрешения хозяина никому не удавалось. Анъяр держал «под арестом» всякого взрослого, вошедшего во двор или в дом без разрешения. Однажды он два часа не выпускал со двора конюха соседнего колхоза, хорошего знакомого дедушки. Конюх звал хозяев, кричал, пытался уговорить собаку выпустить его, охрип даже, но никто его не мог выручить, пока не вернулись хозяева. Все потом смеялись над ним.

А в другой раз, когда дедушка возил сено на ферму, бабушка с Маратом поливали огурцы и капусту на дальнем огороде, к ним зашёл незнакомый прохожий, и Анъяр тоже не выпустил его из дома. Но этот человек не кричал и не просил выпустить его. Когда все вернулись домой, Марат хорошо разглядел этого человека. Он был в старом ватнике, на ногах у него были кирзовые сапоги, на руке татуировка — синяя свернувшаяся змея. Широкая борода свалялась. Он назвался бакенщиком с дальнего бакена, но никто в деревне его не знал. Глаза у него были холодные и мутные, так показалось Марату.