Лидия Острецова - Юный дрессировщик

Марию Михайловну познакомили с работой, которую она знала лишь понаслышке. Ей приходилось иметь дело с собаками: она всю войну прослужила в санитарном батальоне, где собаки, так же как она, вытаскивали с поля боя раненых.

Марию Михайловну поразила чистота вольеров, изолятор для больных собак, режим и порядок на питомнике. Особенно ее поразила кухня, выложенная белым кафелем и с паровыми котлами.

— Собаки, а как живут!..

«Работают», — подумала Мария Михайловна.

Начальник рассказал ей, какую службу несут собаки, — и те, что на блоках бегают, и те, что ходят с вожатым в патруль, сидят в засаде, ловят нарушителей, а если нужно — и разыскивают их по следу. Он сказал, что раньше вместо этих собак работали на постах люди, а теперь один вожатый с собакой заменяет несколько человек, экономя таким образом для завода много денег.

Из всех собак: черных и чепрачных, рыжих и белых, огромных бесхвостых среднеазиатских овчарок и лохматых гривастых кавказцев — она выбрала серую собаку с широкой грудью и угрюмыми глазами. Было в ней что-то сиротское. Хотя все собаки на питомнике, несмотря на то, что были сытые и ухоженные, показались ей немножечко сиротами, но в этой сиротство было какое-то обостренное. Видимо, знавала она когда-то другую жизнь.

На вольере белая дощечка. И на ней черной краской написано:

Немецкая овчарка, кличка «Аза», рожд. 1960 г. января м-ца.

Мария Михайловна подошла к двери, протянула собаке кусок сахара. Аза бросилась на стенку и, оттолкнувшись всеми четырьмя лапами, перелетела на другую. Она металась со стены на стену, как дикий зверь, заходясь в злобе.

Вечером, как обычно, пришел знакомый вожатый с Индусом и повел их на пост. Ей было приятно после вольера ощутить вечерний холодок и свежий ветер с Невы. У деревообделочного цеха, чтобы приглушить визг пилы и грохот молотков, Аза прижала уши, натянула поводок, стараясь быстрее проскочить открытые ворота, и вдруг почувствовала на своем ошейнике чужую руку. Аза подняла морду и увидела женщину. Она попробовала вырваться, укусить, но женщина держала ее крепко, и единственное, что Аза могла — это бежать вперед.

«Дойдем до поста, я тебя разделаю…»

Мария Михайловна тем временем ласково говорила ей:

— Не бесись, привыкать надо теперь, хочешь не хочешь, работать вместе… Гулять будешь ходить со мной. Понимаешь? Гу-лять…

Много раз Мария Михайловна произносила это привычное и милое для собак слово. Но Аза плохо слышала, что ей говорили… Она снова была в смятении. Шерсть на загривке то и дело вставала дыбом. Женщина, казалось, не замечала всего этого, шла и разговаривала тихим спокойным голосом.

На посту Аза не успела опомниться, как была уже прицеплена, а женщина уверенно расхаживала рядом с блоком, по-хозяйски прибирая всякий мусор и грязь. Аза бросилась на нее, до предела натянув цепь. Но Мария Михайловна даже не обернулась. Время было упущено; Аза в досаде забегала по блоку, облаяла весь забор, на Индуса тявкнула, чтобы тот не заметил ее растерянности. Индус посмотрел на нее удивленно и отошел.

Утром Аза залезла на крышу будки, все ждала, кто же за ней придет. Она еще издали заметила Марию Михайловну, спрыгнула, грозно оскалилась, натянув цепь.

Мария Михайловна прошла мимо Азы, даже не сделав попытки взять ее. Отцепила Индуса, разговаривала с ним весело и пошла домой к питомнику. Аза заметалась. Это было невыносимо. Они сейчас уйдут, оставив ее одну на блоке. Хотелось в прохладный тихий вольер, где после ночи так спокойно спится. Там миска каши!.. Аза жалобно заскулила. Женщина, словно только сейчас о ней вспомнила, спохватилась, подошла, приговаривая: «Так-то лучше, домой пошли, домой…» Она отцепила Азу с блока. Индус нетерпеливо взвизгивал и ласкался. В такой ситуации кусаться было в высшей степени неприлично, да и не до того уже было — очень хотелось домой.

Днем Мария Михайловна неожиданно открыла дверь, позвала Азу гулять. Во дворе уже бегал Индус с неуклюжим толстым щенком. Аза покосилась на Марию Михайловну, но чувство признательности не позволило ей пойти на ссору. Аза занялась воспитанием щенка. Женщина принялась убирать двор. Мария Михайловна сделала это нарочно: собаки, даже злобные, очень, редко бросаются на человека, занятого делом, не в собачьей это натуре.

Вечером Азу на пост с Индусом не повели, а пошли они с Марией Михайловной каким-то необычным маршрутом — вдоль набережной, откуда тянуло новыми запахами, слышались непонятные тревожные звуки: пыхтел, причаливая, буксир, гудел пароход, уходящий в море, слышались громкие крики матросов. Все было интересно и ново. Азе нравилась такая прогулка, а тут еще Мария Михайловна, зайдя за склад, где было безлюдно и тихо, отцепила поводок и пустила Азу гулять. От этого стало необыкновенно весело, хотелось носиться кругами, как носятся щенки. Она не стала, конечно, носиться — обычная теперь для нее сдержанность остановила ее. Мария Михайловна, как бы угадывая настроение Азы, подняла палочку, бросила ее: «Апорт!». Аза с азартом бегала за палкой, еще и еще… Она уже забыла про солидность и сдержанность, носилась как угорелая, высунув язык.