Лев Коконин - Стая

Илья ждал. Знал, что одним волком только что стало меньше. Пусть он убит с вертолета, но и он причастен к этой продуманной операции. Илья представил себе на мгновение, как когда-нибудь у будущего охотничьего костра он тронет свой седой ус, заставит молодых охотников помолчать и слушать его: «А вот, ребята дорогие! Охотились, помню, на волков, давно это было. Знаете, как одного матерого брать пришлось? «Бураном» я его протаранил, пока ружье снимал, он у «Бурана» гусеницу зубами грыз! Ох, и злющий был! Одного, значит, взяли — стаю обложили…»

Илья отбросил приятные мысли прочь, снял правую перчатку и убрал ее в карман. Дружный гогот загонщиков потряс тишину леса. Илья знал, и загонщики, опытные охотники, идут с ружьями. Приказано волка брать и в загоне, не жалеть патронов.

Опытные поднимали зверя, а самые опытные, самые меткие, по приказу главного стояли на стрелковой линии. Илье было приятно, что попал в число «самых-самых», и от этого, от заслуженного к нему доверия, ответственность за порученное у него удваивалась, утраивалась сейчас.

Нож на ремне он чуть-чуть сдвинул под руку, расстегнул звонкую кнопку замка. Если даже ружье не выстрелит, как вчера во сне, он не подведет, готов к рукопашной схватке.

Илье повезло. Первый выстрел грохнул вдалеке от него. Он не видел, как его Бим, Бимушка, Бимчик (так его называл когда-то) первым из стаи принял смертельный заряд картечи. Бим умер мгновенно, не как Чапа, он даже не успел подумать о человеке плохо. И, конечно, не мог подумать о том, что и у Ильюшки, его самого доброго когда-то хозяина, картечь в стволах дожидалась его.

Охотники стреляли без промаха. Стая заметалась без вожака, бросилась в сторону загонщиков, но и у них была картечь наготове. Сын волка перевернулся через голову, был еще жив, попытался ползти куда-нибудь и не успел вздрогнуть от второго выстрела. Второго выстрела он уже не слышал.

Илья дрожал от нетерпения и азарта. Он слышал и первый, и второй, и третий выстрелы. Рука под цевьем ружья застыла, но он не чувствовал холода, молил об одном, чтобы удача не прошла мимо.

Ох, этот радостный сладостный миг! Илья верил в удачу. Знал, охотника минута тешит! Ради этой минуты можно ждать терпеливо годы! Прямо на него, оглядываясь в сторону загонщиков, прыгал волк. Илья поднял ружье, видел теперь волка через прицельную планку. Ближе, ну, ближе, серый! Может, оттого, что мушка на прицельной планке прыгала сильнее волка, Илья пока не разобрал, что волк почему-то мелконький, а грудь его белая.

Железная выдержка Ильи сработала безотказно и четко. Он подпустил Мальчика на десять шагов, и только нажав на спусковой крючок, вроде бы заметил — волк очень маленький. Дрожащими руками он выбросил стреляную гильзу, вставил новый боевой патрон, затаился снова. Он искал глазами другого волка, охватившая радость завладела им, руке без перчатки сделалось жарко. Илья чувствовал, как один за другим охотники жмут ее. Ему хотелось плясать, но отбой волчьей охоты еще не сыграли.

Одноглазый остался один. Со всех сторон на него двигались люди, он уже был окружен дважды. Загонщики орали, гикали, свистели. За ними притаились стрелки, он видел, как они нашли Бима, Сына волка, Мальчика. Одноглазый выскочил на поляну, понял, бежать больше некуда, сел на снег и заскулил жалобно, горько.

Много он испробовал в жизни горького, но так горько ему никогда еще не было. Он даже не пошевелился, когда на краю поляны появился вдруг человек и вскинул к плечу ружье.

С другой стороны поляны появился еще охотник, он-то и успел задержать выстрел:

— Не стрелять! Я напротив!

Справа, слева от Одноглазого появились люди, они теперь подходили к нему со всех сторон.

— Не стрелять! — повторил охотник, — собака! Не волк, вроде!

Одноглазый, как и Мальчик, был совсем не похож на волка. Он и держался сейчас совсем не по-волчьи. В стае он привык никогда не сопротивляться, выл жалобно и терпеливо ждал, когда его начнут бить.

— Смотри-ка! Точно — не волк! Никому не стрелять! Кочнев! — командовал один из охотников, — держи веревку! Попробуешь накинуть петлю! Сальников! Если бросится, выстрел твой!

Одноглазый почувствовал на шее петлю от веревки, упал боком в снег, закрыл свой единственный глаз и завыл пуще прежнего.

— Молчать!

Веревка на шее дернулась и петля затянулась туже. Пришлось открыть глаз и подняться.

— Понимает! Смотри-ка! Пошли, Полкан! Рядом! Вот так! Да не дрожи! Пленных не стреляем!

Одноглазый шел смирно. Страх немножечко попрошел, он старался на людей не смотреть, хватал из-под ног снег и глотал его. Кто-то сжалился над ним, вынул из кармана горбушку хлеба, на вытянутой руке протянул ему. Он пока еще не поверил людям, отказался взять хлеб, съежился и приостановился.