Лев Коконин - Стая

Лапу Бим научился давать с первой коробки конфет. Мама тогда ничего не сказала Илье, но для тренировок стала покупать конфеты чуть подешевле, не в коробках. Илья пытался научить щенка и «служить», не жалел вареного мяса, но Бим хорошо глотал мясо, а «служить» так и не научился.

По мере того как Бим подрастал, увеличивались и размеры половых тряпок. Хозяйку это немножко беспокоило. Она работала на парфюмерной фабрике и привыкла к другому запаху, не к тому, который ощущался теперь в квартире. Хозяин заступился за Бима, показал книжку о воспитании щенка:

— Вот, Ниночка, написано — овчарка в шесть месяцев подобного никогда не сделает, — папа Коля кивал на половую тряпку, — нам и потерпеть-то осталось чуть-чуть еще. Весной заберу его в военные лагеря.

Биму исполнилось четыре месяца, когда он изгрыз итальянские сапоги хозяйки. Это было горем для всей семьи. Еще вчера сапоги были новенькими, отливали черно-коричневым хромом, а в черно-зеркальные каблучки можно было смотреться. До поры до времени они лежали в шкафу, если приходили подруги, хозяйка доставала их, мерила с гордостью. Легкие, мягкие, удобные, они как бы сливались с ногой, становились с ней одним целым. Мама могла рассказывать об этих сапогах долго, как будто она сама побывала в Италии.

— Вот смотрите, — показывала она подругам подошву, — хоть и куплены здесь, а фирма-то итальянская. Читайте!

Вряд ли кто из ее гостей умел читать по-итальянски, но иностранные буквы на подошве разглядывали все.

И Биму итальянские сапоги очень понравились. Хозяева пришли из театра поздно и оставили их в прихожей на целую ночь. Твердый каблук поначалу никак не поддавался зубам, но потом все же треснул, начал слоиться на маленькие пластиночки. По отдельности пластинки быстро превращались на зубах в крошку. Крошки из каблучков получилось много. Молнию Бим расстегнуть не сумел, выгрыз ее из голенища. Дальше пошло легче. Он отгрызал от голенища кусочек, пробовал жевать его, выплевывал с отвращением. Иностранная кожа очень плохо пахла, видимо, была не настоящая. (Позднее Бим сравнит вкус русской и итальянской кожи. Ему попадут в зубы сапоги хозяина — вот это сапоги были! Из настоящей яловой кожи — грызешь, нагрызться не можешь).

Утром Илья с отцом проснулись от маминого рыдания. Илье сделалось страшно — вот так же год назад мама рыдала, когда почтальон принес телеграмму о смерти дедушки.

Папа вскочил с кровати раньше Ильи, первым узнал, что случилось.

— Вы посмотрите, что он оставил от моих сапог! У-у! У-уу! — донеслись до Ильи мамины причитания.

Когда встал Илья, мама сидела на кухне, а на коленях у нее лежало все, что Бим оставил от итальянских сапог. Она склонила к ним голову, тоненько всхлипывала. Папина рука гладила ее плечо, как умел он успокаивал маму:

— Успокойся, Нинусь! Успокойся! Что ж теперь делать? И мы ведь не вечные!

Собаки очень чутки к горю людей. Бим слушал плач хозяйки и подвывал, нагоняя тоску на всех.

С того дня Бим чуть-чуть повзрослел. Он теперь знал, не к каждому можно ласкаться, старался не встречаться на пути хозяйки. Даже не от сапога, от домашней тапочки хозяйки можно было отлететь на значительное расстояние. Это он узнал тоже.

И хозяин сделался к Биму холоден. Теперь, когда пришла очередь его яловым сапогам, он поднимал Ильюшку с постели и кивал на собаку:

— Иди! Гуляй с ним. Он таких сапог сам не стоит.

Конечно, папины сапоги стоили не столько, сколько итальянские, но мама работала кассиром и счет денежкам знала. Когда семья собиралась вместе, она все чаще стала заводить такой разговор:

— Двести двадцать за итальянские отдали! Твои, Коля, рублей девяносто бы еще потянули, занавеска — двадцатка, стены в коридоре ремонта из-за него ждут — еще полсотни. Посчитайте! Дура была, когда за него самого восемьдесят заплатить согласилась!

Ильюшка был благодарен отцу, когда он вставал на защиту Бима, обещал маме — скоро будет полегче, скоро Бим уедет в военные лагеря. Втайне ему и самому уже этого хотелось. Все-таки Бим отнимает очень много времени. Отец теперь гуляет с ним редко, да и зачем выводить Бима часто, если до шести месяцев он все равно не будет проситься на улицу. Легче прополоскать половую тряпку.

По мере того как взрослел Бим, врагов у него становилось больше и больше. Самым первым из них сделался дворник. Из-за него хозяйка заявила своим мужчинам: прогуливать собаку она больше не будет.

Рассерженный дворник опирался на свою метлу, показывал пальцем на Бима и кричал на всю улицу: