Джон Кац - Собака, любовь и семья

Джои ждал нас во дворе. Следуя за Чарлин, мы прошли через дом, наткнувшись по дороге на группу воспитанников, которые при виде собаки тотчас же принялись кричать и хлопать в ладоши. Гомер в ужасе прижал уши.

Нужно было успокоить его и уговорить не обращать внимания на шум и крики, но, разумеется, не в такой обстановке. Поэтому мы вернулись к моему грузовику, и я посадил Гомера на заднее сиденье, а сам вернулся обратно вместе с Девоном. Шум нервировал и его, но не так сильно, как Гомера.

Джои, которого предупредили о нашем приезде, был одет точно так же, как в день нашего знакомства (минус бейсболка) и держал в руках кружку-непроливайку — обычно из таких поят младенцев. При виде Девона он громко завопил и рефлекторным движением бросил в него кружкой.

Кружка ударилась собаке в плечо. Девон подскочил и быстро отступил к двери, поглядывая на меня. Я сунул ему несколько кусочков вяленой говядины, надеясь, что угощение, как обычно, успокоит пса. Он расслабился и взглянул на Джои. Должно быть, он вспомнил мальчика, потому что его хвост неуверенно шевельнулся. Чарлин встала рядом с креслом Джои и напомнила ему о том, что он должен обращаться с Девоном осторожно, если не хочет, чтобы тот ушел.

— Де-он! Де-он! — закричал Джои. Девон подошел к его креслу и, вильнув хвостом, лизнул Джои руку. На этот раз он не стал вскакивать мальчику на колени, а сел на траву рядом с креслом, чтобы Джои мог дотянуться до него и погладить. Чарлин снова взяла мальчика за руку и показала ему, как это делается. Я выдал Девону очередную порцию лакомства и отошел к стулу, поставленному для меня в противоположном конце двора.

Меня поразило, что пес, отличавшийся крайней возбудимостью и редко отходивший от моей ноги, сидел как привязанный возле кресла ребенка-инвалида, неожиданно проникшегося к нему любовью. Казалось, эти двое общаются друг с другом каким-то неведомым мне способом. Через пару минут Джои успокоился, и его лицо осветилось лучезарной улыбкой. Девон лежал почти неподвижно, — я никогда не видел его таким спокойным и умиротворенным. Но в одном я уверен на сто процентов: пес понимал, что делает нечто важное, и был, судя по всему, увлечен этим ничуть не меньше, чем Гомер своими овцами.

Позднее Чарлин, тоже поразившаяся царившему между ними согласию, спросила меня, что, по моему мнению, думает в этой ситуации собака.

— Вам не кажется, что он понимает, как в нем нуждается Джои?

Мне очень хотелось бы иметь возможность подтвердить это предположение, и я с трудом удержался от искушения. Но я знал, что у Девона есть и собственные проблемы. Предыдущий хозяин готовил его к соревнованиям по послушанию и воспитывал очень жестко, однако Девон провалился на испытаниях, и его заменили, а потом и вовсе отослали прочь. Когда я взял его, он ходил за мной, как привязанный, и даже выпрыгивал в окно, если я уходил из дома.

Львиная доля работы, которую я провел с ним за последние два года, была сосредоточена на формировании в нем ощущения безопасности — в моем присутствии или без него. Он по-прежнему следил за мной с зоркостью ястреба, требовал внимания, оттеснял беднягу Гомера, когда я протягивал руку, чтобы его погладить, втискивался в постель между мной и моей супругой. При каждом удобном случае Девон охотно забывал об овцах, предпочитая постоять рядом со мной, чего не сделал бы на его месте ни один истинный бордер-колли.

А Джои звал его по имени, фокусировал на нем все свое внимание. Я подозревал, что Девон, которому так и не удалось окончательно победить свою чрезмерную потребность ощущать внимание к своей персоне, отвечал именно на это поведение мальчика.

Однако Чарлин уверяла, что я недооцениваю свою собаку. Он работает, когда общается с Джои. Девон представлялся ей некоей диснеевской собакой, героическим представителем семейства псовых, со всех ног примчавшимся на помощь больному ребенку.

Может быть, она была права, — об этом я размышлял всю обратную дорогу. Может быть, я склонен к излишней циничности в истолковании собачьего поведения. Впрочем, имеет ли значение, какими мотивами руководствовался Девон? Следовало принимать в расчет лишь то очевидно благотворное воздействие, которое он оказывал на Джои и, как мы рассчитывали, будет оказывать в обозримом будущем.

Самым поразительным казалось то, что Девон — моя собака, мой собственный источник бескорыстной любви, мой заветный друг (по версии Дороти Берлингхэм) — на моих же глазах сменил специальность. Он отказался от древнего искусства пастуха, которое, впрочем, никогда не было для него смыслом жизни, как, скажем, для Гомера, и всеми четырьмя ногами увяз в новой профессии. И все же я понимал, что его истинным предназначением является не работа с овцами и даже не визиты к Джои, а помощь своему хозяину, то есть мне.