Патриция Макконнелл - По ту сторону поводка [Как понять собаку и стать понятным ей]

Я узнала о том, что моя собака Мисти больна, вечером в четверг. К вечеру следующего вторника она была мертва. Мисти была изящно сложенной маленькой бордер-колли, но крепкой, как гвоздь, и я всегда предполагала, что она доживет до шестнадцати лет. Но в двенадцать с половиной она начала терять вес и плохо есть. Я думала: возможно, ее беспокоят зубы. Мой ветеринар заподозрил что-то серьезное, но позволил мне роскошь нескольких часов неведения. «Давайте для ясности сделаем ей рентген, — сказал он. — Почему бы вам не вернуться через несколько часов?» Когда я вернулась, чтобы ее забрать, мои мысли крутились вокруг проблем клиентов и завтрашней лекции в университете. Лицо доктора Джонса остановило меня на моем пути. Оно имело то неподвижное выражение, которое можно встретить на лице доброго человека, ищущего способ сказать вам нечто болезненное. У Мисти была геморрагическая саркома, страшный рак, который превратил ее печень в подобие швейцарского сыра и нафаршировал ее тело кровоточащими опухолями.

На следующий день терапевт с ветеринарного факультета Университета Висконсина сказал, что собака может продержаться несколько недель или умереть в ближайшие пять минут. Она начала кровоточить в выходные: внутренние кровотечения, которые невозможно было остановить. Я провела выходные, гладя ее живот, кормя курицей и плача горько-сладкими слезами любви и печали. Постепенно ее живот отекал и раздувался из-за крови, и к утру вторника я заметила, что она не может больше найти себе удобного положения. Мисти постоянно меняла его, пытаясь добиться облегчения, устраивалась даже посередине обеденной комнаты — места, на которое она не ложилась все двенадцать с половиной лет своей жизни. Доктор Джон в этот вечер пришел к нам, и пока я держала ее и плакала, Мисти умерла.

Я позволила ее телу лежать на полу посередине гостиной, куда мы положили ее ранее. Пип, ее внучка, была первой собакой, подошедшей к ее телу. Пип была собакой, которая нравилась Мисти больше всего. По этой причине Пип была единственной собакой, которая, вообще, нравилась Мисти. Мисти любила людей, но другие собаки отравляли ее существование. Покорность Пип проливала бальзамом на душу Мисти, которая была законченной «хочу быть альфой». Неуверенная, испытывающая страх перед физической болью Мисти, тем не менее, хотела править фермой и сосуществовала с двумя другими собаками женского пола только потому, что не имела другого выбора. Лесси и Тулип не столь покорны, как Пип, и у них отсутствовали малейшие намерения подлизываться к такой задире, какой могла быть Мисти. Зная об этих трениях, я неукоснительно поощряла вежливое поведение и постоянно отслеживала признаки, предвещавшие конфликты. Раз в несколько месяцев Мисти вперивалась тяжелым взглядом в Лесси или Тулип, и я научилась реагировать на это моментально. Мисти в течение часа выполняла команду «лежать/ждать», а я на несколько недель ужесточала правила на ферме.

Дольше всего кружила вокруг тела Мисти Пип, не подходя при этом ближе, чем на тридцать сантиметров к умершей и ни разу не наклонившись, чтобы ее обнюхать. В конце концов, громко зевнув, она с бесстрастным лицом улеглась рядом, и оставалась на этом месте больше часа. Лесси, чье лицо способно выражать эмоции ярче, чем лица большинства людей, выглядела объятой ужасом. Она пряталась за моими ногами, время от времени выглядывая из-за моих коленей, бросая взгляд на Мист и тут же отворачивая голову. Затем любопытство вновь овладевало ей, и она снова выглядывала. Лесси держалась на большем удалении от Мисти, чем когда та была в живых. Не знаю, что происходило в ее голове, но выглядела она до крайности испуганной. Лесси вела себя, как собака, которая не понимает, чего ожидать от Мисти, и поскольку предсказуемая Мист была довольно конфликтной, то непредсказуемая внушала ужас. Люк, в свою очередь, вел себя так, словно не осознавал присутствия Мисти. Он не смотрел на нее и не подходил, чтобы понюхать ее, но и не изменял своего маршрута, чтобы избежать ее. Для него Мист как будто не существовало. Он искал свои игрушки, садился рядом со мной, упражняясь в своем взгляде благородного колли и ожидая нового рабочего задания.

Мист лежала «на постаменте» всю ночь. Три раза за это время я спускалась из спальни и гладила ее мягкую, черную шерстку, то плача, то нет, пытаясь построить мост между жизнью с Мисти и жизнью без нее. Когда рассвело, собаки проснулись и нашли меня вновь сидящей рядом с Мист. Пип, обнюхавшая тело Мисти за ночь несколько раз, возможно, не находила причины подойти еще раз. Лесси, с округленными глазами и фыркая, все так же металась туда-сюда, как чистопородный жеребенок, первый раз в жизни увидевший поезд. Люк по-прежнему выглядел так, словно был в неведении, пока я, в конце концов, не подозвала его, постучав по боку Мист легкими короткими хлопками, которые привлекают внимание собак. Люк наклонил свою голову, чтобы понюхать, и затем вскинул ее вверх, как если бы был шокирован. Его глаза округлились, как блюдца, он посмотрел мне в глаза с выражением чистого изумления, и затем обнюхал каждый сантиметр тела Мист. Он тыкался в нее носом и толкал им ее тело, облизывал ее, скулил — все это перемежалось со взглядами на меня, прямо мне в глаза, словно он задавал мне вопрос.