Борис Рябинин - Друзья, которые всегда со мной

Выставка проходила в Михайловском манеже, одном из самых больших манежей в мире. Ленинградцы организовали все образцово, и, когда я сейчас возвращаюсь мыслью в прошлое, я не могу припомнить ни одного недочета. В Москве, помню, я провел ночь с собаками на стадионе автозавода (ныне завод имени Лихачева), Сергей Александрович назначил меня дежурным, эта ночь стала незабываемой: закрываю глаза и вижу ночную столицу, слышу ее отдаленный шум, бреханье собак, негромкое бряцание цепей, на которые они были привязаны; пустое футбольное поле, ринги и пустые трибуны, днем ломившиеся от публики, — как все это неповторимо! В Тбилиси я жил со Снукки на квартире — незнакомый любитель-грузин любезно предоставил мне комнату на все время выставки; в Нижнем Тагиле, куда мы с Джери прибыли грязными до ушей, тоже потеснился один из любителей; я спал на диване, Джери избрал место под диваном — поближе ко мне, ночью вдруг со стуком костей вылез оттуда… хозяин квартиры услышал; вскочил: «Что упало?» А это так застучали Джеркины длинные лапы. В Ленинграде всех участников разместили по общежитиям и гостиницам, а в манеже круглосуточно находились ответственные дежурные.

Джери больше не выставлялся; в Ленинград приехала Снукки.

Снукки была «беспроигрышным билетом». Я уже привык к тому (успокоился или зазнался?), что, где бы мы ни появлялись, независимо от состава и количества участников, первое место обеспечено. Если б я знал, какое разочарование ждало меня на сей раз!

Правда, тревожные симптомы были уже, но я по молодости и легкомыслию не обратил на них должного внимания.

В первой книге «Моих друзей» я уже писал о том, как упорный авитаминоз может мучить эрделей. К сожалению, приходится говорить об этом еще раз. Эрдели — крепкая порода; но авитаминоз — их уязвимое место. Болезнь не оставила Снукки, прошло некоторое время, и последовал рецидив. Короче говоря, с авитаминозом Снукки мне пришлось воевать почти всю ее жизнь. (Странно, но он заглох и перестал напоминать о себе в дни войны, когда питание резко ухудшилось, — не потому ли, что в пищу собакам пошли и картофельные очистки и многое другое, что в мирное время скармливалось свиньям или выбрасывалось на помойку?) Собаки мои много бегали, двигались, и все же городская жизнь напоминает о себе. Не знаю, может, и я был виноват в чем-то. Иногда можно навредить, совсем не желая того, понести урон от излишней любви, например, перестараться в чем-то. Так довольно часто бывает в собаководстве.

Помню, когда я привез Снукки из питомника, она надолго сделалась предметом моей неустанной заботы. Перед отъездом у нас с Алексеем Викторовичем и его женой состоялся разговор, долго не выходивший из ума.

Алексей Викторович показал мне Рипа — отца Снукки, вернее продемонстрировал, на что тот способен, потом рассказал о нем. Достижения Рипа подавили меня.

— Нет, у меня, наверное, никогда не будет такой собаки, как ваш Рип, чтоб она могла брать призы на всесоюзных выставках, и вообще… — уныло сказал я тогда.

— Э-э, батенька мой, — возразил Алексей Викторович, как всегда с ободряющей улыбкой, — все приходит к тому, кто умеет ждать, как говорят французы…

— И добиваться, — добавила Софья Владимировна.

— И добиваться, — согласился Алексей Викторович. — Это уж обязательно. Под лежачий камень вода не течет.

Я всю жизнь боялся оказаться в положении лежачего камня, чего бы это ни касалось. Я добивался. И добился: Снукки стала «звездой». А потом, наверное, я в чем-то ослабил внимание, забыл, что собака — живой организм, не картина, которую написал, повесил на стену, и будет такой хоть тысячу лет.

Нас (меня и моих домашних) смешила Снукки, танцующая под скатертью. А ей было совсем не до танцев: зудило в спине, и щекотание свисающих концов скатерти доставляло некоторое облегчение. Снукки принималась яростно грызться, хватать себя за спину, щелкать челюстями. Скажешь «фу» — уйдет на место и грызется там. Часто, как бы ища защиты от мучительного зуда, ложилась у ног. Без нас раздирала себя в кровь.

Мы прозвали ее Снукки-«балалайка». Трень-брень, трень-брень… И так, если не «фукнуть», часами. Сядет и задней лапой где-нибудь под передней или по шее: трень-брень, трень-брень… «Ну, чисто балалайка!» — говорила моя мама.

Я писал о том, как в первый раз решил, что у Снукки завелись паразиты — блохи. Но блох не оказалось. И блохи — что, пустяк (хотя их часто боятся). Вымыл с креолином, и следа не осталось, сдохли все. А вот авитаминоз — зловредная штука.