Борис Рябинин - Друзья, которые всегда со мной

Громы справа, слева. Трата-та, трата-та… Бух! Бах! И снова трескотня пулеметной и ружейной стрельбы. Но уже нестрашно. Бэри в безопасности (относительной, конечно).

Надолго ли?

Снова донесение или прокладка линии. Снова — беги.

Короткая передышка — и опять…

Сколько она перенесла донесений? Никто не считал, но можно не сомневаться — много.

Нужна ли собака-связистка на войне в наше время? Оказалось — нужна. Даже, в известных обстоятельствах, незаменима.

Сколько раз финны стреляли по бегущей собаке из артиллерии, минами, выдавая тем самым свою бессильную ярость: собака сильнее их, всей ихней техники!

Недостаток любительских собак — лают (демаскируются). А военная собака сурова, ибо суровы законы войны: за ошибку здесь платят жизнью. И Бэри скоро отучилась лаять по пустякам. Иногда она сутками не подавала голоса. Вот так уж устроено: караульная собака — лает, связная, пограничная — молчит; у каждой свои особенности. Специальность, ничего не поделаешь.

Танкисты очень любили мохнатых связистов. Приносили бутерброды с маслом. Во время передышки возле собаки обязательно побывает несколько человек. Случалось, сам еще не успел поесть, помыться, а уже хочет проявить свои чувства. На войне ласка нужна всем вдвойне: и тому, кого ласкают, и тому, кто ласкает…

Наши войска приближались к Выборгу. Близилась развязка.

Советские тяжелые танки «КВ» почти без повреждений прошли через «линию Маннергейма»; но четвероногой связистке пришлось поработать и тут, не раз она была на волоске от гибели.

Последнее донесение. Бэри послали, как всегда. Впереди была река, водный рубеж, который требовалось преодолеть. Морозы не сумели сковать ее; только у берега был узенький припой льда; дальше темная вода, она дымилась. Пар окутывал все вокруг голубоватым колеблющимся маревом. Было утро, чуть рассвело.

Бэри уже случалось переправляться вплавь, это не могло ее смутить. Все такие купания оканчивались для нее благополучно.

Бэри вошла в воду, бурное течение сразу подхватило, понесло. Несколько раз ее ударило о подводные камни; отчаянно работая лапами, она сумела преодолеть быстрину и выбраться на спокойный плес. Река была неширока, и уже скоро Бэри очутилась у берега. Долго не могла выбраться на сушу: тонкий хрупкий ледок ломался под ее тяжестью, рассыпаясь на звонкие стекляшки; она проложила в нем борозду, только выбралась, — лапы еще скользили, срывались, царапая когтями, — отряхнулась, и тут первый разрыв мины почти накрыл ее. Финны заметили собаку.

Пока Бэри взбиралась по косогору, продолжая скользить и проваливаться, они успели выпустить по ней с полдесятка мин. Мины лопались поблизости, осколки свистящим роем проносились над собакой, к счастью, ни один не задел. А тут и лесок, она скрылась из поля зрения. Минометы замолчали. Но ненадолго.

Ельник скоро кончился. Дальше было открытое пространство, ни кочки, ни кустика. И вот тут началось.

Разрыв. Она вправо.

Разрыв. Она влево.

Еще разрыв… Она легла.

Но сколько можно лежать неподвижно? Надо бежать. И она побежала. А по ней стреляли. Минами крупного калибра.

Состязание между собакой и артиллеристами!

Но сколько оно могло продолжаться? И сколько шансов на успех было у той и у другой стороны? У нее, у Бэри, лишь быстрые ноги да горячее бьющееся сердце, да живой ум и преданность; там — безжалостная техника.

Собака устала, от нее валил пар. Она же не железная!

После купания мороз сразу схватил мокрую шерсть, она зазвенела вся; Бэри сперва была как ледяная. Она разогрелась от быстрого непрекращающегося бега; однако скорость его была сейчас меньшей — сказалось перенапряжение сил.

А там, за этой завесой разрывов, ее ждали. Тяжелый танк с перебитыми гусеницами третьи сутки отбивался от врагов; и неподвижный он был страшен им. Третьи сутки танкисты, ожидая помощи, не давались противнику. Рация не работала, ход потерян, скоро кончатся боеприпасы. Что делать дальше? Для связи посылали человека — убит. Послать еще одного? Ответ дало темное быстро перемещающееся пятнышко, появившееся на снежной целине.

За Бэри в бинокль следили друзья. Давай, давай, милушка! Еще немного… Бьют-то как, понимают, что не зря бежит собака, не пустая. Как назло, ни одного кустика, за которым можно было б укрыться. Голо, как стол! Упала. Неужто убили? Нет, побежала снова. Она неслась своим характерным овчарочьим стелящимся аллюром, словно надеясь обогнать то, что летело вдогонку с визгом и воем, угрожая смертью… Давай, родная, давай!