Джон Грогэн - Марли и я - жизнь с самой ужасной собакой в мире

Пес оказался прав. Может, его страх перед грозой не был так уж иррационален, каким казался. Возможно, приступы паники при первых раскатах грома – это лишь способ предупредить нас о жестоких грозах во Флориде, самых неистовых на территории страны, и нам не следовало равнодушно пожимать плечами в ответ. Возможно, все те разрушенные стены, процарапанные двери и изорванные коврики были для него материалом, из которого он хотел соорудить укрытие, где мы все могли бы переждать грозу. А чем мы ему ответили? Бранью и успокоительным…

В нашем доме стояла кромешная тьма. Кондиционеры, потолочные вентиляторы, телевизоры и еще несколько предметов бытовой техники сгорели, а автомат в счетчике превратился в оплавленное месиво. Какому-нибудь электрику скоро подвалит счастье и целое состояние. Зато мы с моим закадычным другом остались живы. Дженни с детьми находилась в гостиной. Они, к счастью, даже не подозревали, что в дом ударила молния. Мы все выжили. Разве что-то еще имело значение? Я посадил 44-килограммового Марли к себе на колени и торжественно поклялся: впредь не буду смеяться над его страхом перед смертоносной силой природы.

Как ведущий рубрики я всегда стремился отыскать интересные и необычные сюжеты. Писал по три колонки в неделю, и наибольшую трудность в моей работе представлял поиск новых тем. Каждое утро для меня начиналось с просмотра четырех ежедневных газет Южной Флориды. Я обводил и вырезал публикации, заслуживавшие внимания. Затем нужно было разобраться, что я думаю на этот счет. Моя самая первая колонка родилась благодаря заголовку на первой полосе. Машина, в которой находились восемь подростков, на полном ходу упала в канал. Из тонущего автомобиля смогли выбраться только 16-летняя девушка-водитель, ее сестра-близнец и еще одна девочка. Это была волнующая история; мне хотелось вникнуть в суть, но и как-то по-новому осветить ее. Я отправился на место аварии в поисках озарения и нашел то, ради чего приехал, не успев припарковаться.Одноклассники пяти погибших ребят превратили шоссе в сплошную эпитафию-граффити. Асфальт был разрисован на отрезке более полукилометра. Я открыл ноутбук и стал переписывать надписи. «Загубленная юность» – гласила одна из них, а нарисованная стрелка указывала на воду. Среди множества граффити нашел то, что искал: публичное покаяние Джейми Бардол, молодой девушки, которая сидела за рулем. Она написала почерком школьницы большими витиеватыми буквами: «Лучше бы это была я. Простите». Материал для колонки был найден.

Но далеко не все темы были столь трагичными. Например, одна пенсионерка получила от совладельца извещение о выселении из-за ее маленькой упитанной дворняжки. Ее вес превысил предел для домашних животных, и я помчался на встречу с этим тяжеловесом. А другой пожилой горожанин, пытаясь припарковаться, врезался в магазин и лишь по счастливой случайности никого не сбил; я приехал на место происшествия, чтобы поговорить со свидетелями. Сегодня работа забрасывала меня в поселение мигрантов, завтра – в особняк миллионера, а послезавтра – на городской перекресток. Мне нравилось разнообразие, нравились люди, с которыми встречался, но прежде всего я ценил свободу, потому что мог ехать куда хотел и когда хотел, в зависимости от темы, которая меня интересовала.

Однако мое начальство не знало, что, занимаясь журналистскими расследованиями, я старался использовать свое положение ведущего рубрики и без зазрения совести выбивал себе максимум официальных командировок.

Мой девиз: «Если хорошо журналисту, хорошо и читателю». Зачем ехать на тоскливое судебное слушание дела о неуплате налогов, коли можно в это время посидеть, скажем, где-нибудь в Ки-Уэсте в баре под открытым небом с большой кружкой пива? Кто-то ведь должен выполнять «грязную» работу, рассказывая читателям о краже солонок из ресторанов. Этим человеком мог быть и я. И я пользовался любым поводом, чтобы слоняться целый день, желательно в футболке и шортах, оценивая различные способы проведения досуга и обдумывая интересные комментарии на эту тему. В каждой профессии есть необходимый инструментарий, а в моем случае это блокнот, запас ручек и пляжное полотенце. Кроме того, я постоянно возил с собой в машине крем для загара и плавки.

Я то носился на катере по каналу, то прогуливался возле озера. Катался на велосипеде по живописной трассе, протянувшейся вдоль океанского побережья. Мне приходилось плавать под водой с маской и трубкой по рифам Ки-Ларго, над которыми нависла угроза исчезновения. Брал интервью у мужчины, ставшего жертвой двух грабежей; вместе со мной он расстрелял кучу патронов в тире и поклялся, что в следующий раз сможет дать достойный отпор. Сегодня я вальяжно рассиживаю на рыболовецком судне, а завтра отправляюсь на тусовку с группой постаревших рокеров. Как-то раз я взобрался на дерево и просидел там несколько часов, наслаждаясь своим одиночеством. Один застройщик планировал сровнять с землей лесок, где росло это дерево, чтобы возвести элитные дома, и я подумал: самое малое, что могу сделать, – это устроить островку природы посреди бетонных джунглей достойную эпитафию. А вот самое успешное мое предприятие: я убедил главного редактора отправить меня на Багамы, чтобы с места событий следить за ураганом, приближавшимся к Южной Флориде. Ураган ушел в море, а я провел три дня на пляже роскошного отеля, потягивая пина-коладу под голубым небом.