Майя Фролова - Побаски кошки Мотьки

— Зверица ты, Мотрона! Придется йодом смазать, надо же так поцарапать! — Она даже замахнулась на меня, и я спряталась под кровать, в диван мне уже трудно залезать, я как-то незаметно очень выросла.

— Это она тебя ревнует, — объяснил Митя.

Мне непонятно, что значит «ревнует», мне жаль, что я сделала маме больно. Но ничего не могу с собой поделать, когда на меня находит такая злость. Ты сама виновата, мама, зачем так долго и громко разговариваешь с кем-то в этой трубке и не обращаешь на меня внимания?

Так сказала мама, когда я снова вцепилась в нее.

Мама уселась в кресло-качалку перед телевизором, и я тотчас прыгнула к ней на колени. Этого момента я всегда жду с нетерпением. Но мне хотелось на мое любимое местечко — на грудь, голову под подбородок.

Уже несколько дней у нас с мамой шла борьба, и всегда побеждала я, мама сдавалась.

Она несколько раз объясняла мне, что я выросла, стала тяжелой, заслоняю телевизор, мешаю ей смотреть. А что там смотреть? Мечется кто-то, орут или поют дурными голосами. Лучше его вообще выключить, уткнуться в маму, слушать ее дыхание, ее живое тук-тук. Лишать себя такого удовольствия — свыше моих сил.

Я прыгала к маме на колени, она клала мне на спину руку, слегка прижимала, показывая, что здесь я и должна устраиваться. Я делала вид, что смирилась. Но как только мама переставала на меня обращать внимание, я рывком кидалась к ней на грудь, терлась нежно щекой о ее шею, засовывала голову под подбородок и была уверена, что мама не сгонит меня. Так обычно и случалось.

— Скоро она у тебя на голове уляжется, — ехидничал Митя.

— Сердце не камень, — оправдывалась мама.

На этот раз она немного рассердилась, но снова стала терпеливо повторять, что я заслоняю телевизор и мое место — на коленях.

Я выпустила когти, вцепилась в кофту, мама стала отрывать мои лапы, пальцы у нее сделались жесткими, решительными.

Накатилась злость, взыграло сердце: трудно тебе перетерпеть ради меня? А еще мамой называешься! И я вцепилась ей прямо в лицо — вот тебе! Пусть тебе тоже будет больно!

— Ах ты зверица! — возмутилась мама. — Ну и характер — не мед!

Она ухватила меня сзади за шкирку, я повисла в ее руке и почувствовала, какая я стала длинная и тяжелая. Мама еще и за уши меня потрепала и отбросила от кресла. Ужасно обидно!

А я считала себя маленькой. Не хочу быть большой кошкой, хочу оставаться котенком, чтоб помещаться у маминой шеи. Как жить, не слыша маминого «тук-тук», под которое так сладко дремлется? Ведь это самое надежное место в целом мире.

Но придется смириться. Я не хочу, чтоб мама называла меня «зверицей» и трепала за уши. Не больно, конечно, но ужасно обидно.

Я заплакала, потекло из глаза. Значит, опять мама будет закапывать жгучие капли и мазать противной мазью.

Сегодня я больше не прыгну к ней на колени, пусть одна качается в своей качалке и наслаждается телевизором. Буду сидеть на диване, как сирота, и притворяться, что мне хорошо. Вдали от мамы мне всегда плохо.

А еще они оба, мама и Митя, нападают на меня за то, что я деру кресло. Но где же мне поточить когти, они так чешутся. Пробовала о дверь, но она твердая, когти соскальзывают. А в кресло вцепишься, повиснешь — красота!

Сама вижу, что кресло разлохматилось, а что делать?

Наконец мама догадалась прикрепить к креслу толстую суконку. Теперь можно болтаться сколько угодно, никто не вопит — брысь!

Мама поставила возле батареи низенький стульчик, положила шарф — спи, Мотечка!

Иногда днем я и прилягу на этот стульчик, наблюдаю, как мама возится у плиты. Но ночью — извини, дорогая мама! — почему я должна лежать одна на этом шарфе, хотя и возле теплой батареи? Разве ты забыла, что мы всегда спали вместе?

И как только у маминого изголовья гаснет лампочка и она перестает шуршать книгой, я подбираюсь сначала к ее ногам, будто там и укладываюсь, но сама потихоньку ползу и оказываюсь у маминой груди, сую голову под подбородок.

Вот теперь можно спокойно спать!

«Ну и хитрица ты, Мотька!» — сонно бормочет мама и тоже засыпает.

Она часто что-то пишет за столом. Я ложусь перед нею и наблюдаю, как бегает ручка по бумаге, иногда лапка сама тянется — потрогать. Хочется поиграть, но мама не позволяет: «Сиди смирно, не мешай работать». Приходится сидеть и ждать, когда она закончит. Но только она кладет ручку и откидывается на стуле, я вскакиваю к ней на шею, начинаю мурчать для нее. Теперь можно? Теперь ты меня не сгонишь?