Лана Барсукова - Любовь анфас (сборник)

От скуки Лара заходила на кухню все чаще. Там всегда было что-то новое, теплое, хрустящее, ароматное, сочное, пикантное, воздушное, дразнящее, радующее. Там были эмоции и сюрпризы. Правда, они материализовывались в килограммы и фактурность груши, но можно же все сбросить при желании. Желания не было.

На этот раз ее ждала кулебяка. Лара размашисто налила себе чай с правильной мерой чабреца и мяты. Придвинула сахарницу. И тут тревожный звоночек обратился набатным колоколом: сахар был коричневый. Верка на днях рассказывала, что он вредный, но колокол звонил по другому поводу. Вчера в магазин заезжал муж, она точно это помнила. Коричневый сахар – это расточительство, транжирство, мотовство. Это хуже готового фарша. Что-то происходит. Коричневая зараза пробила брешь в стене смутных образов. Она вспомнила, что муж на днях убрал еще добротные брюки в чулан, что искал следы бицепсов на том месте, где им положено быть, что гневался на домашних по поводу чеснока в злосчастных котлетах из накрученного женой фарша. Лара не была дурой, она поняла все быстро и однозначно. И трусихой не была, поэтому отважно сказала себе: «Ну вот и у меня выросли рога. Лучше быть ондатрой без рогов, чем газелью с рогами. Тем более коровой».

Поделиться Ларке было не с кем. Ближайшая подруга Вера была доброй, но без житейской мудрости. Ее вечно все бросали. В их тандеме сопли и слезы были за Верой, а сострадание и советы – за Ларой. Так сложилось исторически, и порушить этот расклад Лара не могла. Роли расписаны, занавес поднят. Нет, тут нужны другие ходы. Она решила пойти к Наталье Иосифовне. Они были знакомы через Веру, которая, как связной в партизанском отряде, опосредовала их знакомство. Лара симпатизировала Наталье Иосифовне, но не дружила с ней. И это было то, что надо. Нет заданного формата отношений, зато есть доброжелательность и мудрость, которую Наталья Иосифовна приобрела с годами (она была старше лет на двадцать). Лара нашла телефон и напросилась в гости.

Чай ей предложили из пакетиков. Лара уже забыла, что это такое. Запуталась в ниточке, что не укрылось от глаз Натальи Иосифовны.

– А моя свекровь пакетики не признает, – начала учить жизни Лариска.

Но тут же осеклась, вспомнив цель визита. Она ждала сигнала для откровений. Ей достаточно было условного знака, вроде «Что-то вы, Ларочка, плохо выглядите». Или лобового «Что-то случилось?» Но Наталья Иосифовна была слишком деликатна для торпедирования откровенности.

– Знаете, я равнодушна к чаю. А вот конфеты люблю. В эпоху развитого социализма или, говоря проще, тотального дефицита у меня был один долгий и нежный роман. И мой возлюбленный каждый раз пытался порадовать меня новой конфетой. Я их храню до сих пор.

– Конфеты? – ужаснулась Лариска. Она представила, что сейчас ей предложат погрызть засохшие социалистические сладости.

– Как можно? Обертки. Или, как говорят дети, фантики.

Из комода извлеклась маленькая квадратная книжица, страницы которой были когда-то конфетными фантиками. Они были аккуратно подшиты и, похоже, разглажены утюгом. Наталья Иосифовна стала пролистывать эту книгу. Ее пальцы бережно гладили страницы-фантики. Морщины на руках гармонично сливались с изломами бумаги. На каких-то страницах Наталья Иосифовна улыбалась, на каких-то хмурилась. Вера понимала, что фантики возвращают хозяйку в те дни, когда происходило что-то смешное или грустное. Может быть, эту конфету ей протянули, спрятавшись в куст сирени, а другую вручили жестко, как выговор. Вере почему-то казалось, что «Мишку на Севере» подарили на вокзале, когда красавец-геолог уезжал ковырять полярную землю. Она представила себе сцену расставания в черно-белом формате советского кино. Ей было близко то время. Нет, она не хотела строить коммунизм, но тянулась к какой-то однозначности, определенности – герой, подлец, карьерист, трус, друг. «Не то что сейчас. Сплошные метросексуалы. Только при чем здесь метро?» – взгрустнулось Ларисе.

– И что потом? Вы были вместе?

– Как можно, Ларисочка? Мы были половинками чужих половин, но они были достойными и порядочными людьми. Их не за что было наказывать. И дети, знаете ли, должны жить со своими родителями, – сказала Наталья Иосифовна мягко, но как-то окончательно. Было ясно, что время откровений с ее стороны закончилось.

Пришла Ларискина очередь говорить. Но она уже все сказала. Самой себе. Что история с мужем не стоит страданий. Что единственное, о чем стоит жалеть, – так это о том, что ей никто не дарил конфеты. Такие конфеты, фантики от которых хочется хранить всю жизнь. Да и как может протянуть конфету рука, на которую надет носок?