Миша Бастер - Перестройка моды

10. Девушка-лотерея. Костюм Светланы Петровой (театр Л.Э.М.), 1994 год. Фото Ивана Любимова

Художник-стилист. Активный участник андеграунда восьмидесятых и клубнобогемной жизни девяностых. Основатель Театра Л.Э.М. (Лаборатория Экспериментальных Моделей), развивающего эпатажные идеи костюмного перформанса в рамках театральных действий.

М.Б.Расскажите, как у вас возник интерес к моде?

С.П.Я родилась в Ленинграде, провела свое детство на улице Рубинштейна, как раз напротив Рок-клуба с одной стороны и Малого Драматического Театра с другой. Наверно, это была судьба. Я росла в довольно зажиточной по совковым меркам семье: бабушка была зав. отделением в правительственной больнице Свердловке, дедушка – декан факультета в ЛЭТИ, мама преподавала в корабелке, папа – моряк загранплавания. Так что мне свезло, в детстве я даже ела свежий ананас.

Улица Рубинштейна всегда была особенным районом, где сконцентрирована интеллектуальная и деловая активность, историческая традиция и тяга к переменам. Это район старых домов с большими квартирами, где жила старая интеллигенция, дети которой мечтали о переменах в находящемся на соседней улице кафе, известном под именем Сайгон. Тут же возник Рок-клуб, МДТ стал самым известным прогрессивным русским драматическим театром за границей, открылся один из первых пабов в городе «Моллис». До сих пор улица Рубинштейна для меня составляет ойкумену, а все, что дальше Невского и Пяти углов, – ледяные, злые просторы.

Первое понятие о моде как явлении я получила, наверное, в доме тети Раи, которая устраивала шикарные приемы. Всем гостям раздавались страусовые боа и веера из ее коллекции, на столе была старинная посуда и даже кольца для салфеток, мебель была антикварная, с резными грифонами, и вся эта роскошь жила в коммуналке в «доме Довлатова». Это был особый мир, а вокруг царствовал совок.

Я с детства знала, что коммунизм – это очень плохо. Бабушка слушала Би-би-си и «Голос Америки», и я вместе с ней, хоть мало что понимала. Совок уродовал все, не только внутренний мир человека, но и его внешний вид, и его одежду. Самое плохое в совковой моде было то же, что и в других сферах жизни – отсутствие выбора. В магазинах брали, что дают. Давали что-то серое, коричневое, мерзкое. Модные вещи жили жизнью медиа-вирусов, они были у всех, кому повезло их достать, одинаковы: джинсы, трусики и колечки-недельки, банлоны и т. п. Мне в этом плане повезло, отец привозил мне шмотье и пластинки из-за границы. Еще были чековые магазины, – «Альбатрос», в случае моряков, и там тоже можно было купить человеческую одежду. Но выбор и там был очень маленький, доходило до курьёзов: я пришла на выпускной в школе в таком же английском платье, как и учительница химии – благодаря мужу, тарившемуся в том же «Альбатросе».

Спасал индивидуальный пошив: умельцы шили джинсовую одежду по западным образцам. Подруга мамы была закройщица знаменитого ателье «Смерть мужьям» в начале Невского, там теперь бутик какой-то. Антонина Михайловна была гениальной портнихой, подобного таланта я больше никогда не встречала. Она шила маме и мне очень красивые вещи из тканей, привезенных отцом или из бабушкиных закромов, где были креп-сатэн, панбархат и прочие забытые на тот момент времени радости (в магазинах и тканей красивых не было), и даже отшивала мне потом коллекцию.

Часть этих тканей из маминых запасов были отданы в жертву ЛЭМу. Мама выписывала «Бурда моден» и тоже шила по их выкройкам. А еще у мамы и бабушки был шикарный гардероб и у меня были модные платья пятидесятых-шестидесятых годов. Я их все сносила, хотя парочка еще живы. Винтаж я начала носить еще до перестройки. Помню, ходила на работу в черном бабушкином пиджаке с плечами годов пятидесятых и брюках. Получался такой мужской костюм, который я дополняла белой рубашкой и красным галстуком-бабочкой. В общем, я была очень модной девушкой и любила самовыражаться в одежде, за что меня бывало гнобили, особенно в школе.

М.Б.Как вы сблизились с питерским андеграундом?

Л.П.Я училась на философском факультете ЛГУ, поступала туда прицельно и училась с большим интересом. Образование оказало огромное влияние на мое творчество: для меня костюмы – это философия в объектах. К тому же на факультете я познакомилась со своим мужем Петром Петровым, который стал моим соавтором в ЛЭМе, концепции мы придумывали вместе с ним, и он сочинял все тексты спектаклей. Пит был самым умным студентом факультета, и к тому же прекрасным поэтом. Я тоже писала стихи, мы ходили во всякие литературные кружки, встречались с поэтами Виктором Кривулиным и Виктором Ширали, познакомились с Олегом Григорьевым. Читали весь модный в интеллигентской среде самиздат, и конечно, «Максим и Федор» Шинкарева и «Москва – Петушки» Ерофеева, более всего отвечавшие философскому образу жизни той эпохи. Увлекались русской религиозной философией, с которой нас познакомил один тогда молодой иеромонах, теперь архимандрит, человек потрясающей культуры и необычайной личной харизмы, оказавший на меня огромное влияние.