1 ...6 7 8 10 11 12 ...30 С момента прихода в сообщество и до начала движения «в гору» прошли долгих восемь лет. Огромный отрезок времени, бездарно выброшенный из жизни. И как стало понятно позже, бесценный опыт, страхующий от срыва сейчас. Восемь лет разочарований, попыток взлетов и сокрушительных падений, тщетных потуг ослабить на горле смертельную хватку костлявой лапы алкоголя. Можно сказать, я сам себя загнал в угол, и жизнь во мне быстро угасала. Но чтобы пройти этот этап, надо было зачерпнуть жижи еще – с самого дна.
Страхи стали невыносимо жуткими и начали воплощаться в жизнь. Не отпускало предчувствие надвигающейся беды. Жизнь превратилась в причудливый микс из яви и пьяных видений. Действительность накладывалась на призрачные образы, изнасилованный алкоголем мозг уже не мог отфильтровывать реальность от алкогольных грез. Я ушел из военной науки, не завершив очень трудную карьеру, оставив незащищенной неимоверными усилиями собственноручно написанную диссертацию по самостоятельно проведенным исследованиям.
Безумие нарастало, я становился неадекватным в обществе, оказался без работы, без денег, измотанная семья была на грани развала. Жизни угрожала опасность от полукриминального мира, в котором я успел нажить завистливых, злопамятных и мстительных врагов, успешно поработав в сфере безопасности и сделав головокружительную карьеру на остатках былых знаний, навыков и выносливости в работе. Когда я работал, они завидовали и вредили. Когда срывался в запой – откровенно и нагло злорадствовали.
Я выпал из социума, из семьи. Почти выпал из жизни, почти умер для всех. Ушел в параллельные миры, пугающие и мрачные, населенные недружественными фантомами. Вываливался в эту явь, чтобы выплеснуть желчь, испортить кровь и нервы близким, навлечь на себя заслуженные упреки желающих мне помочь свидетелей моего падения и снова занырнуть в уже обжитой липкий и затхлый запойный мирок.
Бутылка водки стала привычным средством для быстрой смены жизненных декораций, надежным инструментом для телепортации в ад. Людям я уже почти не принадлежал, точек соприкосновения с ними становилось все меньше. Большая часть моей личности уже была втянута в другой – загадочный и страшный мир. Очевидцы моего затяжного штопора хотели мне только добра, но лишь раздражали своей бестолковостью.
Они ничего не понимали в алкогольной болезни и при этом неустанно меня спасали: предупреждали, советовали, пугали – «Не пей!» Наивные, они считали, что так мне можно помочь. Им, неалкоголикам, никогда не понять, что слова «не пить» и «не дышать» были для меня синонимами.
Это был переходный жизненный период – время перехода с этого света на тот. Конечной точкой страхов, бесспорно, была смерть – прекращение физического существования в этой жизни. Искушенный жнец человеческих душ уже маячил неподалеку, выжидая и выбирая момент для верного взмаха косой. Мысль о суициде настойчивым ксилофоном стучалась в висок.
Ну, не получилась биография, судьба завела в тупик – слепой, узкий и грязный коридор. Жаль потерянной жизни, этого щедрого подарка Бога, да только ничего не изменить – нет такого метода. И выбора тоже нет, а какие остались варианты? День сурка всегда кончается одинаково – одинаково плохо: отекшим лицом цвета сморщенной свеклы и полопавшимися сосудами в красных глазах в обрамлении черных глазниц. Жить так дальше было невыносимо, а умирать страшно.
Страх не исчерпывался только пониманием неизбежной гибели. Был еще один компонент страха – необъяснимый, иррациональный, впрочем, ставший дополнительным мощным толчком для последующего чудесного спасения. Это было мистическое предчувствие, что смерть не конец, а только начало какого-то нового цикла. Мне казалось: если я умру, то попаду совсем не в райские яблоневые сады и отнюдь не со святыми буду хором петь псалмы и пить душистые травяные чаи. Страшные сценарии – это только предсумерки той кромешной тьмы, которая ждет душу после смерти.
Откуда-то из недр генетической памяти я точно знал, что в тех неприветливых краях меня ждут жуткие монстры, от которых я пока что в последний момент ускользал в своих ночных кошмарах. Этот страх не имел разумного объяснения, основанного на диалектическом материализме, прочно вбитом в мою голову системой советского образования. Этот леденящий ужас имел сугубо мистическую природу. Просто очень страшно, а чего конкретно – непонятно. При размышлениях о природе этого страха пришло новое понимание монолога Гамлета «Быть или не быть».
Читать дальше