Джон Берджер - Пейзажи [litres]

В противоположном направлении мыслей и чувств крестьянина о справедливости в прошлом движутся его мысли и чувства о выживании его детей в будущем. И последние чаще всего отчетливее и сильнее. Эти два движения уравновешивают друг друга лишь постольку, поскольку вместе они убеждают его в том, что интерлюдию настоящего невозможно оценивать саму по себе: морально она оценивается в свете прошлого, материально – с расчетом на будущее. Собственно говоря, крестьянин – это величайший оппортунист (хватающийся за любую подворачивающуюся возможность).

Как же крестьяне относятся к будущему? Поскольку их труд связан с органическими процессами, их действия по большей части направлены в будущее. Выращивание дерева – очевидный тому пример, но не меньше это относится и к доению коровы – ее молоко для сыра или масла. Все, что они делают, предварительно, следовательно, этому нет конца. Они представляют себе будущее, которому вынуждены отдавать в залог свой труд, как серию западней. Опасности подстерегают повсюду. Наиболее вероятным риском до недавнего времени был голод. Фундаментальное противоречие крестьянского положения, результат двойной природы крестьянской экономики, состояло в том, что именно те, кто производил еду, голодали чаще остальных. Класс выживающих просто не может позволить себе поверить в достижение гарантированной безопасности или благополучия. Единственная, но великая надежда будущего – это выживание. Вот почему после смерти лучше отправляться в прошлое, где человек больше не подвержен рискам.

Путь через западни будущего является продолжением того пути, по которому пришли выжившие из прошлого. Метафора пути здесь особенно уместна, поскольку, лишь следуя дорогой, проторенной и сохраняемой поколениями идущих ног, можно избежать некоторых опасностей окружающих лесов, гор и болот. Путь – это традиция, переданная через наставления, примеры и разъяснения. Будущее для крестьянина и есть этот грядущий узкий путь сквозь необозримые просторы известных и неизвестных рисков. Когда крестьяне объединяются для борьбы с внешней силой, а борьба эта всегда оборонительная, они полагаются на партизанскую стратегию, которая есть не что иное, как сеть узких троп через неизвестную враждебную среду.

До наступления современной истории крестьянский взгляд на судьбу человека, который я описал, не слишком-то отличался от воззрений других классов. Только вспомните произведения Чосера, Вийона, Данте – там везде Смерть, которой никому не избежать, замещает общее чувство неуверенности и страха перед лицом будущего.

Современная история начинается – в разных местах в разное время, – когда целью и двигателем истории становится принцип прогресса. Этот принцип родился, когда буржуазия стала господствующим классом, и был принят всеми современными теориями революции. В ХХ веке борьба капитализма с социализмом на идеологическом уровне является спором о содержании прогресса. Современный развитый мир считает, что инициатива в этой борьбе, по крайней мере на данный момент, принадлежит капитализму, поскольку социализм ведет к отсталости. Развивающийся мир, в свою очередь, подвергает сомнению «прогресс» капитализма.

Культуры прогресса предвещают грядущий рост. Они устремлены вперед, поскольку будущее вселяет большие надежды. В своих самых героических устремлениях эти надежды превосходят Смерть (Революция или Смерть!). В самых тривиальных они ее игнорируют (консюмеризм). Будущее воспринимается как нечто противоположное тому, что классическая перспектива делает с дорогой, – вместо того чтобы сужаться, уходя вдаль, она кажется все шире.

Культура выживания представляет будущее как последовательность повторяющихся действий, направленных на выживание. Каждое такое действие продевает в ушко иглы нитку, и этой ниткой является традиция. Никакого общего роста не предполагается.

Если теперь сравнить эти два типа культуры исходя из их представлений о будущем и прошлом, мы увидим, что они зеркально противоположны друг другу.

Это помогает объяснить, почему опыт, полученный внутри культуры выживания, может иметь противоположный смысл по сравнению с сопоставимым опытом, полученным в культуре прогресса. Возьмем в качестве наглядного примера всем известный консерватизм крестьянства, его сопротивление переменам, то есть целый комплекс отношений и реакций, который зачастую (но не всегда) позволяет считать крестьянство силой правого крыла.