Влад Касторный - Отличники. От других…

Я, должно быть, заснул на скамейке, потому что вздрогнул, почувствовав, что меня кто-то трогает за плечо. Сестра сидела рядом и будила меня.

– Что случилось? – спросил я, просыпаясь окончательно.

– Ты чего не в отряде? – сестра выглядела встревоженной, – Тебя все ищут…

– А сколько времени? – поинтересовался я, начиная злиться. – И зачем меня искать? Я что, маленький, ходить строем за пионерами?

– Ну, если немного и вырос за несколько часов, то это не считается. – В голосе сестры сквозил холодок сарказма. – Скоро пять вечера. И тебя ищет мама. Она в кружке детского творчества. А вечером мы идем в поселок на переговорный пункт, звонить папе домой. Здесь телефон опять не работает…

Выложив мне все новости, она немного успокоилась и попробовала расческой из своей сумки расчесать мои, наверное, слишком растрепанные волосы. Я резко отшатнулся от нее.

– Ты чего такой злой? На солнце перегрелся? – сестра посмотрела на меня подозрительно.

– Может и перегрелся! – огрызнулся я.

Досада, что меня побеспокоили, все еще не отпускала, и голос звучал как-то неоправданно зло. Я не хотел злиться на сестру, но не мог себя заставить смягчиться.

– А во сколько пойдете в поселок?

– В восемь, только и ты тоже пойдешь. Нам нужно сообщить папе номер поезда, которым мы возвращаемся домой, чтобы он нас встретил на такси, – сестра снова казалась невозмутимой. – А ты разве не хочешь поговорить с бабушкой и папой?

– Хочу, – я угрюмо уставился в асфальт, по которому ползли вереницей мелкие муравьи, таща толпой нескольких больших красных жучков, которым, похоже, было уже все равно, куда и кто их тащит. – Я в шесть пойду купаться, а потом после ужина приду.

– Как хочешь. – Как-то подозрительно легко согласилась сестра. – Только тебя все равно ждет в корпусе мама.

Я нехотя поднялся и побрел в здание, где находился кружок детского творчества. Мама учила пионеров делать поделки, рисовать и лепить из пластилина на стекле разноцветные картины. Одно время я тоже увлекся этой лепкой на стекле. Сестра мне рисовала контуры черной тушью, а я размазывал в них пластилин различных цветов. Мама даже несколько моих картин на выставке в лагере выставила. Потом стало скучно это делать.

Мама встретила меня апельсином, который я схватил и стал грызть как яблоко с кожурой. По майке потек желтый сок. Сумку с полотенцем и книжкой я бросил в угол.

– Ты пойдешь с нами, Владик? Мы позвоним папе, а потом поедим мороженое.

– Пломбир?

Мама кивнула.

– Пойду, только сначала искупаюсь. Я хочу попасть на пляж до ужина, – я развернулся, чтобы идти.

– Постой! Зайди в комнату и переодень майку. А можешь вообще-то надеть приличные шорты и кеды. Все-таки в городок едем. Там люди… – Мама не оставляла надежды научить меня следить за собой.

– Хорошо, мам!

Я все еще не решил для себя, рассказывать ли ей о своей новой знакомой. Сестре однозначно говорить не буду. Потом слова не смогу сказать, чтобы не нарваться на ее плоские шутки. Поколебавшись секунду, я уверенно вышел.

– Постой! Возьми полотенце, – мама выглянула в коридор, подавая мне сумку. – Не заплывай далеко.

– Ну, все, я пошел, мам, – протянул я.

Плетясь по аллее переодеваться, подумал, что Маше понравится, если она увидит, что я умею следить за собой, как взрослый. Забежал в комнату, быстро переоделся, смочил водой волосы, чтобы они, наконец, причесались, и выбрался с территории лагеря в направлении пляжа.

На часах было шесть часов вечера. Солнце, казалось, вознамерилось спалить все живое, сущее под ним. Я с ужасом представил, что придется снимать обувь и ходить по раскаленным камням, пусть даже недалеко.

На пляже было полно народу, и я внимательно вглядывался в лица и в другие места загорающих, слоняющихся по пляжу и в изобилии купающихся граждан. Солнечные зайчики от воды слепили глаза. Я, повернулся к бетонной ограде и посмотрел в сторону стоянки в надежде отыскать знакомый белый «универсал». Машины стояли очень плотно, а не поместившиеся на стоянке, растянулись вереницей вдоль обочины далеко в обе стороны дороги. Но «Волги» не было видно. Подошел поближе к лестнице, и, увидев пару квадратных метров просвета среди тел и полотенец, расположил на них свои вещи, снова встал, все еще не решаясь раздеваться под лучами палящего солнца. Я вглядывался в горизонт, пока не начали слезиться глаза. Крепко зажмурившись, я все еще не мог избавиться от красных кругов, дожидаясь, пока под закрытыми веками немного стемнеет.