И, сравнивая комсомольцев тех лет и комсомольцев последних лет, я всё пытаюсь понять, что отличает их. И прихожу к выводу, что нынешним комсомольцам не хватает окрылённости, гордости за своё высокое звание и ответственности, той ответственности, что находит своё выражение в формуле: «Мы за все в ответе!»
Но права ли я? Ведь людям, шагнувшим во вторую половину своей жизни, прошлое всегда кажется лучше. Не сказывается ли в этом чисто субъективное восприятие жизни? Конечно, когда молод, здоров, полон сил, когда в состоянии «сдвинуть» гору, и жизнь будто ярче, и дела, которые ты вершишь, значительнее.
Славных дел Ленинскому комсомолу хватает и ныне, много было их и в Великую Отечественную войну. Так что я не слишком полагаюсь на свои представления о современной молодёжи и тем более не хочу, чтобы о них знали дети.
Зачем? Я совсем не собираюсь умалять их чувства гордости и удовлетворения от сознания того, что они члены Ленинского комсомола. Наоборот, всячески стараюсь внушить им, что они должны высоко нести это почётное звание.
Вступление каждого из ребят в ряды ВЛКСМ воспринимается всеми нами как радостное событие и, конечно, отмечается в семье торжественно. Мы с Иваном Николаевичем придаём большое значение этому, так же как празднованию Первого мая, Седьмого ноября, Дня Конституции.
Ребята особенно любят праздник Первого мая. Вся последняя неделя перед ним проходит в атмосфере подготовки и радостного ожидания праздника. Комнаты в доме оклеиваются новыми обоями, все чистится, моется. Открываются зимние рамы, настежь распахиваются окна. На мебель надеваются белоснежные чехлы, на окна вешаются накрахмаленные шторы. Утром тридцатого уборка заканчивается, и в доме воцаряется торжественная тишина.
Выкупавшись, надев на себя все чистое, ребята именинниками ходят по квартире, заглядывают в кухню, где я священнодействую, и спрашивают:
– Мама! Чем это у тебя таким вкусным пахнет?
Утром Мая, позавтракав, Иван Николаевич и дети отправляются на парад. Я остаюсь дома и смотрю демонстрацию с балкона.
Колонна демонстрантов проходит яркая, нарядная, ликующая. Люди несут знамёна, лозунги, плакаты, портреты. Все поют. Гремят духовые оркестры.
Я люблю смотреть, как идут дети. Каждая колонна школьников отличается от другой. В одной колонне в руках у детей красные флажки, которыми они взмахивают, проделывая упражнения, в другой – цветные обручи, в третьей – цветы; много цветов. Пришлось, наверное, немало сил потратить учителям, чтобы искусственные ветки яблонь и груш были совсем, как живые.
Дети идут, старательно равняя шаг. Я смотрю на них, на этих маленьких граждан, и такая волна любви, и нежности, и ещё чего-то необъяснимого охватывает меня. И уже совсем трудно удержать порыв чувств, когда слышишь, как они детскими, неокрепшими ещё голосами поют:
Кипучая,
Могучая,
Никем не победимая,
Страна моя,
Москва моя,
Ты самая любимая.
Следует ли десяти-двенадцатилетнему ребёнку давать деньги и можно ли предоставлять ему право свободно распоряжаться ими?
Этот вопрос часто возникал в нашей семье. Иван Николаевич и я придерживались одного мнения, что слишком раннее знакомство с деньгами действует на детей развращающе. Не зная цены деньгам, получая их без всякого трудового усилия, ребёнок с малых лет приучается к мотовству.
Иногда любящая мать, желая побаловать ребёнка, даёт ему в школу на завтрак сумму, значительно превышающую стоимость завтрака. Такой «счастливчик» на глазах у остальных, более скромно наделённых ребят, хозяином подходит к школьному буфету, покупает пирожное, дорогие конфеты и прочие сладости, и все это с хвастливым видом уничтожает на глазах товарищей. Его деморализующее влияние на остальных детей очевидно. Я знаю случай, когда дочка швырнула матери (уборщице той же школы) в лицо деньги:
– Не нужен мне ваш нищенский завтрак!
Невольно вспоминаются мне завтраки в нашей сельской школе, где я училась. На большой перемене мы рассаживались вдоль длинного, во весь коридор, стола, и кухарка (она же сторожиха, она же уборщица школы) наливала нам по чашке картофельной похлёбки, горячей, ароматной, приправленной луком и мукой, поджаренными в конопляном масле. Кажется, ничего вкуснее этой похлёбки не было на свете!
Конечно, в сельской школе, где всех учащихся-то была сотня – полторы, легче было организовать горячие завтраки. Но и в городской школе я бы ввела единый для всех детей завтрак. Пусть это будет булочка и стакан простокваши. Совершенно незачем превращать школьный буфет в «торговую точку».
Читать дальше