Нина Нефедова - Дневник матери

– Иди-ка, Таня, почисти картошку…

Обед любой сложности Таня приготовит сама, и очень вкусный. Особенно ей удаются всякие салаты и винегреты. Когда у нас бывают гости, я поручаю эти блюда готовить Тане. Гости шумно восторгаются её кулинарными способностями. Таня краснеет, но, помогая мне в кухне мыть посуду после ухода гостей, говорит с укором:

– Мама! Ну, зачем ты опять сказала, что салат готовила я?!

Лида не обладает кулинарными способностями в такой мере, как Таня. Уж так повелось, что Лида, как старшая, выполняет в доме наиболее тяжёлую работу: моет, стирает. Бельё из её рук выходит белоснежным. Мне никогда не выстирать и не накрахмалить так рубашки Ивана Николаевича, как это делает Лида. А вот в кухне возиться не любит. Её расхолаживает то, что пища, на приготовление которой уходит и два, и три часа, поедается в какихнибудь пятнадцать минут.

– Когда я вырасту большая, – говорит она мечтательно, разумея под этим самостоятельную жизнь, – я никогда не буду готовить обед…

– А что же ты будешь есть? – трезво спрашивает Таня.

– Буду пить чай с хлебом и маслом…

Но я, зная, что в жизни девочке придётся заниматься кухней, не освобождаю её от обязанностей поварихи. Иногда я поручаю ей самостоятельно приготовить обед. И не так уж плохо она справляется с этим делом!

Воспитывая в детях любовь и уважение к труду, я всегда стараюсь обращать их внимание на положительные примеры. О соседе-слесаре, живущем в домике напротив, я нередко с оттенком зависти и восхищения говорю:

– Вот работяга! Никогда его не увидишь без дела!

Не успеет сосед прийти с работы, как уже хватается за грабли, за лопату. То он подчищает двор, в котором и без того нет ни соринки, то окапывает стволы деревьев, то поливает огород. А через минуту, глядишь, уже бежит с мешком за травой для кроликов. И на заводе своём он слывёт ударником.

Считаю я необходимым обращать внимание детей и на отца, на то, как он много работает. Иногда утром, после ухода Ивана Николаевича в университет, я говорю детям:

– Папа вчера опять лёг спать в три часа утра: готовил статью для печати… Поражаюсь его выносливости, его трудолюбию…

Конечно, после моих слов об отце Юре неловко, стыдно слоняться без дела.

Дети, особенно малыши, очень любят, когда я рассказываю им о своём детстве. То и дело они просят: «Мама, расскажи, как ты была маленькой!» И я охотно удовлетворяю их просьбу, считая, что в моих воспоминаниях много для детей поучительного. В самом деле, выросла я в здоровой трудовой семье, где на воспитание любви и уважения к труду обращалось большое внимание.

Я очень благодарна своему отцу за то, что он научил нас не бояться никакой тяжёлой работы. Каждую весну папа засевал где-нибудь в Степково полоску овса, ячменя. Когда овёс поспевал, для нас с сестрой Надей начиналась страда. Рано-ранёхонько вставали мы с постели и с серпами шли по мокрой от росы траве в это самое Степково, которое было от дому почти в десяти километрах.

Добирались до места часам к восьми, отдыхали с дороги и, спрятав узелок с «паужной» и туесок с квасом в холодке, принимались жать. Часы шли медленно, однообразная работа создавала впечатление, что время остановилось.

Но вот солнце поднималось всё выше и выше к зениту, и такая тишина наступала вокруг, что, казалось, во всём мире нет никого, кроме нас двоих, посреди этого моря желтеющего хлеба; только звук серпа «вжик-вжик» да шелест спелых метёлок овса нарушали эту тишину.

Иногда над головами пролетала какая-то птица, в синем небе она казалась чёрной. Мы долго провожали её глазами, разогнув усталые спины.

Когда тени от кустов становились короткими, мы садились «паужнать» в холодок, под одинокую ель или сосну, стоявшую вблизи полоски. Еда наша была неприхотлива: картофельные уральские шаньги и квас. Тёплый, настоявшийся на бересте, он пах туесом, но, кисленький, хорошо утолял жажду.

После еды с полчасика дремали и снова принимались за работу. Но время шло уже быстрее, солнце клонилось к западу. Закончив жать, стаскивали снопы на середину полоски и ставили суслоны, оставляя этот момент к концу дня как вознаграждение за тяжёлый труд. И если вдоль полосы выстраивался длинный ряд суслонов, были счастливы, что день прошёл хорошо, что мы на славу потрудились.

Смертельно усталые, но гордые от сознания выполненного долга, шли домой, предвкушая, как будут рады нашей победе отец и мать. Домой приходили уже в темноте, но нас всегда ждал ужин – пирог с рыбой или грибами, испечённый мамой, горячий чай, который мы пили с наслаждением, чашку за чашкой.