Джеймс Кэмерон - Титаник

всхлипывая.

ЛИЗИ:

(взявшись за кресло-каталку)

— Я забираю ее для отдыха.

РОУЗ:

— Нет!

Ее голос удивительно силен. Сентиментальная маленькая старушка исчезла, превратившись в

женщину с глазами из стали. Лавит подает знак, чтобы все замолчали.

ЛАВИТ:

— Расскажите нам, Роуз.

Она переводит взгляд с экрана на экран с изображениями руин корабля.

РОУЗ:

— Прошло целых 84 года...

ЛАВИТ:

— Просто расскажите нам, что можете...

РОУЗ:

(поднимает руку в знак тишины)

— Прошло уже 84 года... но я все еще чувствую запах свежей краски. Китайским сервизом до нас

никто ни разу не пользовался. На простынях до нас никто никогда не спал.

Лавит включает диктофон и кладет его рядом с Роуз.

РОУЗ:

— «Титаник» называли «Кораблем мечты». И он был им. Действительно был...

Когда подводная камера поднимается мимо ржавых перил носа, мы переносимся к тем же перилам в

1912 году...

Кадр плавно переходит в следующую сцену:

34. Экстерьер. Причал Саутхэмптона. День.

Кадр продолжает воспоминания. Блестящие белые палубные надстройки «Титаника» возвышаются

за перилами подобно горам, а над ними темно-желтые трубы на фоне неба похожи на колонны

большого храма. Матрос, идущий по палубе, выглядит таким маленьким по сравнению с огромным

размером парохода.

Саутхэмптон, Англия, 10 апреля 1912 года. Почти полдень. Толпа из сотен людей заполняет пирс

рядом с «Титаником», как муравьи рядом с пирожным.

На фоне всего этого в кадр попадает великолепный бургундский «Рено Турин», свисающий с

погрузочного крана. Он опускается к люку №2.

На пирсе мы видим конную повозку, автомобили и грузовики, которые медленно движутся через

плотную толпу. Царит атмосфера волнующего и важного события. Люди обнимаются в слезном

прощании или машут и выкрикивают пожелания доброго пути друзьям и родственникам на палубах.

Белый «Рено», опережая серебристо-серый «Деймлер-Бенц», пробивается сквозь толпу и оставляет

след в людской массе. Обтекая красивые машины, людской поток стремится на борт корабля,

сталкиваясь с пихающимися матросами, кочегарами, носильщиками и кричащими служащими

компании «Уайт Стар Лайн».

«Рено» останавливается, и из него выскакивает водитель в ливрее, чтобы открыть дверь молодой

женщине, одетой в великолепный бело-пурпурный туалет и в огромной шляпе с перьями. Ей 17 лет,

она прекрасна, с королевской осанкой и проницательным взглядом. Это девушка с рисунка - Роуз.

Она поднимает взгляд на корабль, осматривая его с невозмутимым спокойствием, и говорит:

РОУЗ:

— Не понимаю, из-за чего весь этот шум. Он выглядит не больше, чем «Мавритания».

С другой стороны автомобиля личный слуга открывает дверь Кэледону Хокли, 30-летнему

наследнику старинного состояния рода Хокли. Кэл статен, высокомерен и сказочно богат.

КЭЛ:

— Ты, возможно, хорошо осведомлена о некоторых вещах, Роуз, но только не насчет «Титаника».

Он более чем на сотню футов длиннее «Мавритании» и гораздо более роскошный. Там есть корты

для сквоша, парижское кафе... даже турецкие бани.

Кэл поворачивается и подает руку матери Роуз, Рут Дьюит-Букейтер, которая выходит из машины

вслед за ним. Рут – 40-летняя великосветская дама, принадлежащая одной из известнейших семей

Филадельфии. Она вдова, женщина с железной волей.

КЭЛ:

— Вашу дочь трудно чем-либо удивить, Рут.

(указывая на лужу)

Смотрите под ноги.

РУТ:

(вглядываясь в громадное судно)

— Так это тот самый корабль, который называют непотопляемым?

КЭЛ:

— Он действительно непотопляем. Даже сам бог не смог бы потопить его.

Кэл говорит с гордостью человека, обладающего особым опытом.

Демонстрируется полный антураж богатых американцев. Перед нами характерный пример

аристократии времен короля Эдуарда в сопровождении прислуги. Слуга Кэла, Спайсер Лавджой,

высокий и бесстрастный, непреклонен как владелец похоронного бюро. За ним появляются две

горничных - личные служанки Рут и Роуз.

Носильщик компании «Уайт Стар Лайн» несется к ним, спеша успеть в последнюю минуту.

НОСИЛЬЩИК:

— Сэр, вам необходимо зарегистрировать ваш багаж на главном терминале неподалеку отсюда.

Кэл небрежно подает ему пятерку. Глаза носильщика расширяются. Пять фунтов в то время были

огромными чаевыми.

КЭЛ:

— Я буду молиться за вас, сэр.

(кратко, указывая на Лавджоя)

Вот мой человек.