Валентин Ежов - Первая Конная

— Нехай перетерпит. И для него, небось, ковыряемся…

— Зябко что-то мне, — сказал казак.

— Щас согреешься…

— Эй, — кричал взводный, — пораспустили коней. Не дай нагибаться. Заподпружить!..

— Тпру. Стой…

Туман редел и клубился в сырых лощинах.

— Топчи огонь. Соблюдай маскировку!

Бойцы тушили редкие костры.

— Чего бы я съел, ребята… — мечтательно протянул боец в кубанке. — У нас дома аккурат в это время цыплят режут…

— Заткнись, и так тошно.

Филька-казачок устраивался на козлах тачанки. В карманах его что-то лязгнуло. Матвей испуганно отодвинулся.

— Слухай, Филька, ты ентими гранатами не шуткуй. Себя распотрошишь и людёв покалечишь.

— Поедем, што ль? — строго спросил усатый батареец повозочного деда, дремавшего на козлах. — Поедем или дремать будем?

— А по мне, как хочешь, товарищ, — почесываясь, безразлично ответил Грищук. Он покосился на острый круп лошади и на стоявшего рядом жеребенка. — Я, почитай, верст полтыщи уже отмахал. То одного везешь, то другого — обратно…

Теперь — снаряды… Я понимаю, конечно, дело военное, помочь нужна… Приник уж, второй месяц. Будто и дома не жил вовек,

— А ты иди, тебя ж никто не держит.

— Дык куда ж я без нее, без кормилицы, пойду. Старуха домой не пустить, — он вдруг смолк. Прямо к нему шел эскадронный.

— Ты вот что, — сказал эскадронный. — Жеребца своего сничтожь! Наведет панику в бою… Гляну на него, и рука дрожит. Рубить не можно. А все через то, что вид у него, поганца, домашний, а на воине подобное не полагается! — Не взглянув па жеребенка, он ушел.

— А у меня дома, — сказал усатый батареец, — такой же растет. Вот вернусь — с бабы, как за дитё, спрошу!

— И когда этой войне конец, — с сердцем проговорила Дуська и полезла в фургон с красным крестом. — Сколь народу побили!

— Недолго уж ждать. Теперь скоро, — сказала Варя, тревожно вглядываясь в туман.

И вновь звук трубы, уже более резкий» пронесся над рядами.

— К атаке! Становись! По коням! Становись!

Бойцы стали съезжаться в шеренги.

— Примкнуть штыки, — тихо и взволнованно говорил «гусар» пехотинцам. — Патрон в ствол. Проверить…

Очкарик неумело тянул подпруги. Низкорослый конёк надул брюхо и, упрямо сжав зубы, отвесив нижнюю губу, ждал.

— Ну, подлец! Вот подлец! — сердился очкарик.

— Не забижай скотину, — сказал ему взводный, уже сидевший верхом.

— Ведь на нем вчера пахали. Как на нем в атаку идти? — растерянно спросил очкарик.

— А на тебе что ране делали? У нас всех разная предназначения. — мудро ответил взводный. — К войне никто не назначен. Однако шашку на плуг менять рано. Потому идем и не жалимся…

Подошел казак с льняными волосами, молча оттолкнул очкарика от коня.

— Спусти дыхло, — зло сказал он коню и ударил его коленом в живот.

— Пойдем, что ль? — спросил Тимошка, вынимая древко из стремян и разматывая знамя, на котором была нарисована звезда и написано про Третий Интернационал.

— Там видать будет, — сказал Маслак и закричал: — Сидай на коников! Скликай людей, эскадронные!

Трубачи сыграли тревогу.

Эскадроны построились.

На холмистой равнине, в редеющем тумане, была видна шевелящаяся бурая масса войск. Над ней, поблескивая, трепетали значки и штандарты.

Связные с приказами наметом сновали перед строем.

Все ждали атаки.

— Командарм, — сказал Ворошилов, расчесывая маузером гриву своей лошади, — скажи войскам напутственное слово. Вот они стоят и ждут…

Буденный вздрогнул и, поднявшись на стременах, оглядел ряды. Сияющий жеребец его, высоко вскидывая ногу, бил в землю копытом.

— Товарищи бойцы и командиры! — громко и отчетливо крикнул Буденный. — Рабоче-крестьянское правительство — первое в мире — приказывает вам атаковать неприятеля и произвести победу!

— Ур-р-а-а!.. — грянули бойцы.

— О чем он? — переспрашивали в дальних рядах.

— К победе зовет!

— Да тише вы! Дайте послухать, что человек говорит.

— Может, кого и срубят в этом бою, — голос командарма зазвучал глухо. — Я того ие скрываю. Но другого пути у нас нет! Веселей надо, ребята! Победить или умереть! Это я вам говорю, Семен Буденный. А Республика вас не забудет!

— Даешь атаку! — закричал очкарик и, выкатив глаза, рассек саблей воздух.

— Ты что? — испугался за него Тимошка.

— Били мы их под Царицыным, били под Ольховкой и Дубовкой, в Дону купали. Надо их еще раз скупать, да так, чтоб два раза окунуть и один раз вынуть!

Конек вскинул голову и спустил воздух. Парень затянул подпруги.