Феликс Миронер - Ладога, Ладога...

— Это кто такой? — тихо спросил у бойца охраны Сапожников.

— Это комиссар дороги.

— Товарищ комиссар, а что если к машинам на буксир сани подцепить? Тут по деревням можно раздобыть.

— Сани?

— Ведь полупустые пойдем. А так каждый еще полтонны потащит.

В сумерках колонна двинулась в обратный путь. За каждой машиной на тросе тянулись груженные мешками сани. И снова на подножке передней машины коченел Чумаков, напряженно вглядываясь во тьму. Водители изредка на мгновенье зажигали фары, освещая озеро, и эти короткие вспышки, точно сигналы азбуки Морзе, бежали на запад, сказочно отражаясь на льду.

Перед рассветом через оконце штабной избы их увидел генерал, так и не заснувший за эту ночь. Тронул за плечо дремавшего рядом на стуле молодого солдата-шофера.

— Заводи мотор, в Ленинград поедем.

— Ленинград вызывает Ладогу… Первый вызывает ВАД-один!

Ниточка прямого провода спускалась с ладожского берега на лед. На Ладоге гулял злой ветер со снегом. Ледовая трасса была уже обжита, но ее бивуачный, фронтовой пульс бился тяжело. С трудом ползли навстречу шквальному ветру машины. Заметенные снегом, едва не сбиваемые ветром, указывали путь регулировщики.

— Первый вызывает ВАД-один!

Дальше, вдоль ниточки связи, машины стояли, свист ветра мешался с их тревожными гудками — был большой затор, а еще дальше телефонный провод неожиданно нырнул в воду — в перерезавшую дорогу трещину. Здесь слышался угрожающий треск и грохот. Трещина на глазах ширилась. Корежился, ломался лед. Целый участок дороги с дорожными указателями, палаткой ремонтников, автомобилями оторвался от ледяного пола, и его стало постепенно относить ветром все дальше и дальше. Метались с криками люди, кто-то прыгал через расходящуюся трещину, гудели машины.

— Первый вызыва… — провод связи оборвался, голос захлебнулся.

Но оборванный конец уже подхватили связисты, оставшиеся на прочном льду, срастили. И вот трубку полевого телефона взял подбежавший в распахнутом полушубке облепленный снегом человек.

— ВАД-один слушает!

— Кто па проводе?

— Комиссар дороги!

— Почему так долго не отвечали?! Что там у вас на трассе?!

— Нет трассы, товарищ член Военного Совета, — отряхивая снег, залепляющий глаза, отвечал комиссар.

— Как нет?!

— Ветер ломает лед и угоняет к северу. Сорвал центральный участок дороги — около километра.

Примой провод молчал, и был слышен лишь вой ветра, треск льда да тревожные крики людей. Потом снова заговорил:

— Прокладывайте новую нитку — южнее!

— Прокладываем! — Комиссар оглянулся.

В стороне от полыньи работали дорожники: ставили новые знаки, расчищали новый путь.

— Когда возобновите движение?

— К ночи. Ветер меняется, и должно подморозить.

— А где генерал?

— За Ладогой в Ереминой Горе.

— Давайте соединение!

— Сейчас восстановим связь!

Связисты тянули катушку по льду. Ниточка провода ползла дальше за Ладогу, петляла по лесной глухомани, где по узкой просеке, натужно воя моторами, пробирались на запад, к Ленинграду, груженые машины.

…Генерал, весь облепленный грязью, вошел в избу лесной деревеньки, взял телефонную трубку:

— Еремина Гора на проводе!

— Генерал, за неделю вы дали Ленинграду всего восемьсот тонн муки — это меньше двухдневного пайка! А остальные пять дней чем кормить город?! Сегодня идем на крайнюю меру — будем выдавать по карточкам сухари из неприкосновенного запаса войск и флота! Вы понимаете это?!

— Понимаю. Бомбят нас крепко, обстреливают. И никак не устоятся морозы. Сегодня…

— Знаем! Вы па погоду не ссылайтесь — не с бога спрашиваем, а с вас! Что вы там делаете в Ереминой Горе?!

— Мостим гати. Болота засасывают настил. Около четырехсот машин застряло в болотах за Ладогой.

Машины с мукой, пробирающиеся лесной дорогой, вязли в припорошенных снегом болотах. Шоферы толкали их, сами увязая чуть ли не по пояс. Машины выкарабкивались и снова вязли.

— Так вытаскивайте их хоть на плечах… Если в ближайшие дни не увеличите подвоз, город окажется в безвыходном положении! Вы обязаны каждый день давать Ленинграду хотя бы голодную норму! Говорите, что вам для этого нужно?!

— Тихвин вернуть нужно, — после молчания ответил генерал. — Сократить плечо подвоза.

И комиссар, слушавший этот разговор на льду Ладоги в треске ломающегося льда рядом с яростной работой дорожников, восстанавливающих трассу, одобряюще кивнул головой.