Эдуард Володарский: Негодяй

— Сначала любовники, а теперь друзья, — она усмехнулась. — А еще врешь, что не постарела. — Она высвободилась из его рук, отвернулась к плите, достала из кухонного шкафа банку с кофе, стала насыпать в джезв.

— Н-да-а, дела, что сажа бела. — Никита плюхнулся на стол, взлохматил волосы. — Ладно, старуха, рассказывай.

— Что?

— Как живешь? Что нового? Кто вам теперь целует пальцы?

— Знаешь что, Никита, — после паузы сказала она, — не приходи сюда больше никогда. Слышишь?

— Слышу, — он удивленно пожал плечами. — Сейчас-то посидеть можно?

— Сейчас можно.

— Между прочим, я был влюблен в тебя еще до того, как ты вышла замуж за Павла, — оскорбленно сказал он после паузы.

— Не надо об этом, Никита, прошу тебя. Павла нет, и больше не надо об этом.

Машина стремительно мчалась по шоссе. Белые лучи фар вонзались в глубокую темноту. Татьяна включила приемник, поискала волну. Сквозь треск, и шорох, и разные голоса пробилась мелодия песни, голос певицы:

Циферблат на приборном щитке показывал половину первого ночи. Не дождавшись сына дома, она ехала на дачу. Лучи фар выхватывали из темноты молочно-белые нагромождения сугробов на обочине, черные стволы деревьев.

Вот и дачный поселок. Татьяна свернула на узкую проселочную дорогу. Потянулись заборы с шапками снега на столбах, снова пышные сугробы, сжимавшие дорогу с двух сторон раскидистые ели с пригнувшимися под тяжестью снега ветвями. В глубине дачных участков во многих домах тепло светились окна.

На повороте ее занесло и машина забуксовала. Татьяна попробовала задний ход. Завыл двигатель, застонали колеса, но машина осталась на месте. И вокруг — ни души, помочь некому. Татьяна выбралась из машины, заглянула под задние колеса. Чувство одиночества и бессилия охватило се. Она с досадой стукнула кулаком по капоту, чуть не заплакала. Потом успокоилась, заперла машину и побрела по заснеженной дороге. Мысли о сыне вызывали все новые воспоминания…

Она явилась на экзамен с полуторагодовалым ребенком в легкой коляске. Подруги окружили ее в коридоре, наперебой тараторили:

— Зверь, а не человек! Пятерых прогнал, а остальным тройки лепит!

— Ох, Танька, хитрюга, с ребенком явилась!

— Такого зверя ничем не разжалобишь.

— Откуда он взялся?

— Девочки, посмотрите за Витенькой, а? Я — быстро, — попросила Таня и шагнула к дверям аудитории.

Председателем государственной комиссии был Павел Евгеньевич, широкоплечий, с выпуклой, как бочка, грудью и большими натруженными руками. И лицо медное от загара.

— А почему мы опаздываем? — громко спросил он.

Сразу двое членов комиссии, пожилые женщины, что-то зашептали Павлу Евгеньевичу с двух сторон в уши. Он выслушал, нахмурился.

— Берите билет. Как вас?

— Скворцова Таня.

…А в коридоре девчата толпились у коляски, подходили парни, спрашивали:

— Чей это фрукт?

— Скворцовой.

— А-а-а… Произведение Роберта Сидякина.

Появился Роберт Сидякин, медленно подошел к коляске, и девчата расступились. Он долго молча смотрел, пожал плечами, закурил.

— Заметил, Роберт, он весь в тебя, — сказал кто-то.

— Ну и что?

— Да ничего. Плачет дитё без папы…

— Безотцовщина.

— Сочувствую… — Роберт не спеша двинулся прочь.

…Таня готовилась к ответу, когда из коридора донесся детский плач. Сначала тихий, потом все громче и громче.

— Что там еще такое? — удивился Павел Евгеньевич.

Таня с беспокойством смотрела на дверь.

— Откуда здесь ребенок? — спросил Павел Евгеньевич. — Что за чертовщина?

— Это мой ребенок, — ответила Таня и поднялась.

— Вы что, с ребенком на экзамен пришли?

— Да. — Таня собрала листки, подошла к столу и положила билет — Извините, в следующий раз приду. — И быстро направилась к двери.

— Это лучшая студентка на потоке, — наперебой заговорили женщины, когда дверь закрылась, — и комсомольской работой успевает заниматься, и сына растит.

— Я понимаю, но притаскивать на экзамен ребенка — это, знаете ли… — он шумно вздохнул. — Это черт знает что.

— Она и на лекции с ним часто ходит. Что поделаешь, Павел Евгеньевич, вы в университете человек новый, со временем привыкнете.

Утром машина Павла Евгеньевича стояла у подъезда жилого дома, где жила Таня, в Старо-Монетном переулке, что рядом с Полянкой.