Людмила Кузьмина - Марья без Ивана

Оказалось — вовсе не он, а соседка по подъезду Лизка.

— Чего стоишь на пороге, проходи, раз пришла, — сказала Мария, видя, как та переминается с ноги на ногу.

— Я вот тут принесла, Мария Филатовна…

Лизка притискивала к нарядному платью картонный рулон, в котором угадывались Ванины чертежи.

— Опять за моего сына чертила? — покачала головой Мария. — Ладно, положи там, в комнате.

Лизка бочком-бочком и в комнату, на тахту. Глазки потуплены, ни дать ни взять — смиренница. Вроде и не она мужиков меняла, не ей бабы во дворе косточки перемывали.

— Ты ват что, Лизавета, рассиживаться мне с тобой некогда. Помоги-ка лучше на стол собрать, за делом и скажешь, с чем пожаловала. А я пока пол протру. Гости у меня нынче будут.

Встрепенулась Лизка. Остренькую козью мордочку приподняла, каблучками-копытцами по линолеуму зацокала. Стаканы с подстаканниками, ложки чайные, вазочки — мигом все приготовила. Не забыла праздничную скатерть постелить и сверху ее прозрачной этиленовой пленкой закрыть, чтобы от пятен уберечь. Даже банку с любимым Марииным вареньем в буфете разыскала. Да так ловко действовала, что Мария диву давалась. Скажите, пожалуйста, как только сумела освоиться в квартире за несколько минут? Будто век здесь домашними делами занималась! Еще и успела сообщить, что Ваню на лестнице встретила. Ои в гастроном за сухим вином зайдет. Так и просил передать.

— Догадался, — улыбнулась польщенная Мария. — Не захотел, чтобы мать ноги била. А ты, Лизавета, не балуй мне. больше сына. Наказывала же тебе: не черти за него, не приучай чужими руками жар загребать. Пусть сам!

— Так ведь сам он сколько промучается? Известно, студент! А я у себя за кульманом раз-раз и готово. Вы ведь, Мария Филатовна, тоже иногда его балуете…

— Я ему мать, — строго напомнила Мария.

— Конечно, конечно, — поспешно согласилась Лизка.

— К тому же, если делаю что для него, всегда оговариваю это. Пусть кумекает: на дармовщину среди людей не проживешь. А у тебя он чертежи берет с таким видом, будто обязана ты ему, есть разница? Эх, Лизавета, Лизавета, всем-то подряд услужить ты готова! Разве можно так?

Лизка сконфузилась:

— Такая уж я…

Ну что с ней делать! Разбранить, нашлепать, как девчонку, бабу эту несуразную? Ишь ведь, заморгала как. Еще, чего доброго, разревется тут.

Не дала Мария жалости овладеть собой. Жалеть Лизку — только портить. Хотя что уж там портить-то!

— Ты сколько раз замужем была, Лизавета?

— Два…

— И оба мужа тебя бросили?

— Первый ушел от меня. А второго сама выгнала, не любила я его.

— Так уж только из-за того, что не любила? — не поверила Мария.

Изумилась Лизка:

— Разве этого мало?

Будто не слыша ее, Мария продолжала:

— И потом ты погуливала, так?

— Так…

Хоть с запинкой, а прямо ответила Лизка, не стала выкручиваться, себя выгораживать, чем и подкупила Марию.

— Ладно, дело прошлое. Ты вот что, Лизавета, сплетникам-то лучше говори, что по делу к тебе приходили, ясно? Мол, товарищи по работе. И все.

— Нет.

— Что нет?

— Кто же не знает, зачем мужчины к женщине по ночам ходят…

Мария так и обомлела. Бросила полотенце, которым протирала рюмки, и уставилась на Лизку, как на ненормальную. Бесстыдная или наивная? Все-таки, наверное, она не от мира сего. Другие, может, и не такое вытворяют, да все у них шито-крыто. А у этой душа нараспашку, за что и страдает. Известны мужья-то ее — шваль безответственная. Оттого, небось, и в разгул ударялась…

— Скажи, пожалуйста, зачем ты перед всеми открываешься, а, Лизавета?

— Я не перед всеми, — прошептала Лизка. — Я перед вами…

— А я тебе кто? Какая-такая родня?

Молчание Лизки, теребившей в замешательстве кружевную отделку у платья, распалило Марию.

— Брось портить вещь! — прикрикнула она. — Вот уже бесхитростная ты, соврать про себя и то не можешь… Ведь не ходят больше к тебе!

— Не ходят.

Лизка вскинула глаза, и Мария обнаружила с удивлением, что они у нее прозрачно чисты, густой незамутненной голубизны.

— Вот что, Лизавета, не обижайся на меня, предупредить тебя последний раз хочу. Чтобы чертежей твоих больше я у сына моего не видела! Ясно? Тебе, может, все равно перед кем подолом трясти, но он у меня — парень серьезный. Ни к чему ему на твои фигли-мигли смотреть! К тому же, возможно, женится скоро… Ты плачешь, что ли?

Из круглых глаз Лизки катились мелкие слезинки. Она давила их костяшками пальцев, трясла кудряшками и все старалась унять дрожь в теле.